Джон Дэвид Калифорния: Вечером во ржи: 60 лет спустя

Открываю глаза – и разом просыпаюсь.

Я его возвращаю. По прошествии стольких лет наконец-то решился его вернуть.

Вроде только-только забылся сном, но в то же время чувство такое, будто дрыхнул без просыпу сто лет. Потягиваюсь, делаю глубокий вдох и отмечаю, что спина побаливает. Наверное, опять спал в неудобной позе; со мной такое частенько случается. Бывает, просыпаюсь утром – а рука онемела; беру ее другой рукой и трясу, пока не оживет. Когда собственную руку не узнаешь или еще что, ощущение, прямо скажем, не из приятных.

Как видно, все дело в том, что двигаюсь я маловато. Да, это точно. Я никогда особо спортивным не был, а в последнее время и вовсе закис. Сижу в четырех стенах, валяюсь на кровати, дремлю, или пишу, или просто глазею в окно на облака. Зато курить бросил. С того дня, как здесь обосновался, к сигаретам не прикасаюсь, так что положительные моменты тоже есть. Особенно если учесть, как я дымил всего неделю назад. Ладно, не суть; это я раздумываю, почему рука затекает. Зарядку надо делать.

В комнате откуда-то попахивает; точнее определить не могу. То ли сэндвич заплесневел, то ли что-то под кровать завалилось. Когда придут уборку делать, надо будет сказать, чтоб посмотрели.

Чувство такое, что глаза продрал ни свет ни заря, хотя на самом-то деле сейчас, похоже, слегка за полночь. Темнотища такая, что собственные пальцы не разглядишь. Надо свет включить; рука шарит по тумбочке, где с вечера остался мой блокнот, а выключатель нащупать не могу. На тумбочке все обыскал, над изголовьем проверил, опять ладонью по тумбочке провел – нету. В потемках даже блокнот не найти; дело кончилось тем, что я свернул какую-то штуковину. Свалилась на пол и, типа, разлетелась на миллион осколков. Черт бы тебя побрал – это я хочу крикнуть неизвестно кому, потому как в комнате я один, но из горла вырывается только хрип. Голос у меня сухой, дребезжащий, мне бы сейчас стаканчик воды прохладной. Придется встать, но если не найду этот выключатель, будь он неладен, я тут всю комнату разнесу.

Мочевой пузырь раздулся, как воздушный шар; откидываю одеяло, спускаю ноги. Нет, в комнате определенно запашок присутствует; сейчас явственно чувствую. Не то чтобы вонища, но несет какой-то дрянью – как носом ни крути, все равно шибает.

Спину ломит – просто сил нет; пытаюсь сообразить, не случилось ли со мной чего накануне. Можно подумать, меня поездом переехало или что-то в этом роде, но ничего сверхъестественного не припоминаю. В основном торчал у себя в комнате, только пару раз в столовую сходил; день как день, здесь всегда так.

Нет, вру, вчерашний день отличался вот чем: помню, я вам досказал до конца ту сумасшедшую историю, которая со мной приключилась. У меня все в блокноте записано, да только теперь его не найти, потому что здесь темнотища – хоть глаз выколи.

В субботу заезжал Д. Б., так даже он меня расспрашивал, а я на половину вопросов не смог ответить. То есть в половине случаев я и сам не могу сказать, почему поступаю так, а не иначе. Вот я и решил: пока это свежо в памяти, надо записать; как раз вчера и закончил. Может, когда-нибудь меня напечатают, и я стану знаменитым, как Д. Б., но в Голливуд – не в пример ему – ни за что не запродамся, пусть даже мне дадут новый автомобиль и молоденькую девчонку-актрису в придачу. Должны же у человека быть хоть какие-то принципы, даже у знаменитого. Я серьезно.

То ли это грипп начинается, то ли что: во всем теле тяжесть, спину ломит и все такое. Интересное дело. Приехал сюда, чтобы здоровье поправить, – и вот результат. Грипп подхватил. У предков удар будет.

Даже не верится, что у меня сна ни в одном глазу. Обычно дрыхну полдня и совершенно не парюсь на этот счет, а сейчас ощущение такое, будто выспался на всю оставшуюся жизнь. Только бы выключатель этот треклятый найти. Мне срочно нужно в уборную, иначе у меня пузырь лопнет, честное слово.