Джон Дэвид Калифорния - Вечером во ржи - 60 лет спустя

Я ждал, что ты сам вылезешь, говорит чей-то голос за щитом из света.

Моргаю глазами, судорожно сглатываю – и вижу человека с фотографии, который брезгливо держит мой шарф.

Знаешь, говорит он, когда вламываешься в чужое жилище, негоже оставлять такие улики, – и сует его мне под нос. Я тяну за другой конец и вместе с этим шарфом перехватываю инициативу.

На самом деле, говорю, я искал комнату своей сестры, но ошибся дверью.

Он переводит взгляд на фотографию у меня в руке, но ничего не говорит, а просто отворачивается.

У меня на кухне кофе сварен, сообщает он, выходя.

Сажусь за кухонный стол и спохватываюсь: фотография-то все еще у меня в руке; прислоняю ее к фарфоровому ангелочку, лицом к хозяину. В центре стола стоят две чашки, до краев наполненные черным как смоль кофе. Он подвигает одну ко мне, вторую берет себе. Напиток явно обжигающий, лучше не рисковать.

Я молчу, он тоже. Выпивает свой кофе залпом, как воду, а потом, словно по команде, мы оба начинаем говорить.

Прошу меня простить, говорю я.

Видишь ли, в чем дело, говорит он – и опять молчание.

Я немного выжидаю, чтобы дать ему возможность высказаться, а затем продолжаю.

Эта фотография (указываю кивком), мне очень неприятно, что так получилось.

А он – ноль внимания, продолжает с того места, где прервался:

Видишь ли, в чем дело, мне здесь очень не хватает общения, а потому, увидев битое стекло и твой шарф, я первым делом побежал на кухню заваривать кофе.

Жду, что мне в голову придут нужные слова, хоть мало-мальски подходящие, но не могу выдавить ничего, кроме:

Ты охотник?

Он улыбается и мотает головой.

Нет, что ты, у меня бы духу не хватило выстрелить в живое существо. В глазах у него появляется мечтательное выражение. Правда, в армии я был чертовски метким стрелком.

Как тут не вспомнить мою маму? Она любила повторять, что у меня язык без костей, а я отвечал, что это у всех так, и тогда она отрезала: не умничай. Время летит, мой кофе остыл, уже можно пить, и вот моя чашка тоже опустела. Мы оба переводим глаза на фотографию, и он сообщает, что эта женщина – его жена; два года как ее не стало. А сфотографировались они на Гавайях за год до ее кончины.

Сидим, беседуем о жизни, но все больше о прошлом.

А потом, мне надоело одними консервами питаться, говорит он, обводя взглядом кухню.

Чувствую, время поджимает; встаю. Вглядываюсь в его лицо и не нахожу ничего подозрительного.

Мне бы сестру разыскать, говорю ему.

Он так и оцепенел, молчит. Потом заморгал и говорит:

Ты приехал ее забрать, да?

Тут я растерялся: пока не услышал этот вопрос, мне такое и в голову не приходило.

Знаешь, я по лицу вижу, это он мне, у тебя есть особая миссия. Собирайся, добавляет, на сегодня часы посещения закончены. И только теперь в первый раз улыбается.

Комната Фиби – в другом крыле здания; надумай я, как собирался, дергать все двери подряд, недели бы не хватило. Идем с ним вкругаля, чтобы дежурной на глаза не попадаться.

Ну вот, это здесь, говорит он, остановившись перед дверью, точно такой же, как все остальные.

Предлагаешь мне ее похитить?

А у самого в глазах азарт; сдается мне, давненько он не пускался в такие авантюры.

Кладу руку ему на плечо и чувствую, что дышит он тяжело, как будто затеял преступную карательную операцию где-нибудь в Бирме; надо его по возможности успокоить.

Ты постой на стреме – и, не дав ему слова сказать, исчезаю за дверью.

Вижу ее прямо с порога. Обалдеть: я совсем не так это представлял. Небо на землю не упало, нутро у меня не перевернулось. Сидит она себе на краешке кровати, рядом с ней лежит книга переплетом кверху – можно подумать, она ждала моего появления. Поднимает голову, с улыбкой глядит на меня сквозь очки и говорит:

А, привет, – как будто я за сигаретами выбегал.

Дверь, которую я только что отворил, была дверью в прошлое: моя сестренка Фиби все та же. Девчонка, которую можно было разбудить среди ночи. Которая сражала меня наповал. Только волосы теперь седые. Какое облегчение. До этого момента я даже не замечал, что весь был на нервах; подхожу, сажусь рядышком – и все путем. Видно, не зря говорят, что над братьями и сестрами время не властно. Она снимает очки, держит их в руке. Замечаю, что спину она держит не так прямо, как раньше.

Мне нужно до черта всего ей рассказать, но сейчас ничего не идет на ум. Ровным счетом ничего. Поэтому просто мелю языком:

Помнишь, ты отдала мне свои подарочные деньги, чтоб я мог уехать в Калифорнию?