Маргерит Дюрас: Вице-консул

Она выслушала его с выражением легкой досады.

– Потому что вы, – говорит ему Майкл Ричард, – вы-то поехали на острова.

Она просит закрыть эту тему, не хочет больше слышать о вице-консуле Франции в Лахоре. Но Чарльза Россетта не остановить.

– Вы увидитесь с ним? – допытывается Чарльз Россетт. – Позже, если хотите, но я прошу вас с ним увидеться, не подумайте, что я обещал выступить его ходатаем, но я вас прошу.

– Нет.

Майкл Ричард, очевидно, решил не вмешиваться.

– С ним не хотят здесь знаться, никто не хочет, – продолжает Чарльз Россетт. – Это инфернальное одиночество… только вы одна, по-моему, не разделяете… досаду, которую вызывает его присутствие, так почему же, я не понимаю…

– Видите ли, – говорит она, – вы ошибаетесь, я не нужна ему. Мало ли что он сказал, эти его крики прошлой ночью… он просто напился.

– Воспринимайте его как идею, – молит Чарльз Россетт, – не более того, маленький ад идеи, которая придет однажды и опечалит вас на короткий миг… вы ведь можете себе это позволить…

– Нет, я не могу.

– Почему он хочет тебя видеть, как ты думаешь? – спрашивает наконец Майкл Ричард.

– О! Может, он вообразил во мне доброту, снисходительность какую-то…

– О… Анна-Мария…

Майкл Ричард встает, подходит к ней – она ждет его, опустив глаза. Он обнимает ее обеими руками, потом вдруг отпускает, отстраняется.

– Послушай, – говорит он, – и вы тоже послушайте, вице-консула из Лахора, я уверен, нам надо забыть. Мы не будем вдаваться в причины этого забвения. Мы можем сделать только одно – вычеркнуть его из нашей памяти. Иначе… – Он сжимает кулаки. – Иначе нам грозит большая опасность, мы… по меньшей мере мы…

– Скажите же.

– Больше не узнаем Анну-Марию Стреттер.

– Кто-то здесь лжет, – говорит Чарльз Россетт.

Чарльз Россетт думает про себя, что сейчас уйдет, вернется в «Принц Уэльсский», потом в Калькутту, что он видит их в последний раз. Он кружит по комнате, снова садится, не сказав ни слова. Она подает ему виски, он выпивает залпом.

– Прошу прощения, – говорит Майкл Ричард, – но вы так нарываетесь…

– Кто-то только что солгал, – вновь заводит ту же песню Чарльз Россетт.

– Не думайте больше об этом, – просит Анна-Мария Стреттер, – и не держите на него зла.

– Так вы не из-за Лахора?

– Нет, не из-за этого.

– Из-за другого?

– О чем речь? – спрашивает Майкл Ричард.

– Я не понимаю, – отвечает она, – не знаю.

Майкл Ричард сел на кровать. Она подходит к нему, затягиваясь сигаретой, гладит его волосы, опускает голову ему на плечо.

– Он должен жить как жил, – говорит Анна-Мария Стреттер, – и мы, со своей стороны, тоже должны жить дальше.

Чарльз Россетт хочет уйти, она удерживает его.

– Не думайте о нем больше. Он очень скоро уедет из Калькутты, мой муж сделает все необходимое.

Чарльз Россетт резко оборачивается. Очевидность ослепляет, как вспышка.

– Ах, и правда, это невозможно, совершенно невозможно, – выпаливает он, – знать это… жить… разве можно любить вице-консула из Лахора… какой бы то ни было любовью?

– Вот видите, – говорит она. – Заставь я себя встретиться с ним, Майкл Ричард не простил бы мне этого, да и никто бы не простил… Я могу быть собой, здесь, с вами, только… теряя время, как сейчас… вот видите.

– Это все, что здесь есть, – смеется Майкл Ричард, – Анна-Мария Стреттер, и только.

– Из-за чего же все-таки? – не унимается Чарльз Россетт.

– Ради нашего душевного спокойствия, – говорит она.

Большой вентилятор гоняет теплый воздух, насыщенный водой и запахом мелиссы. Никто не уходит. Снова душная ночь. Анна-Мария Стреттер дает им выпить, тоже кружит по комнате. Шум моря усилился, и она тревожится за Джорджа Кроуна и Питера Моргана. Они совсем было собрались выйти взглянуть, и тут слышат лодку – три гудка. Море будет бурное до тех пор, пока не разразится гроза, объясняет Майкл Ричард, они причалят у отеля, не надо их ждать. Чарльз Россетт интересуется: по их мнению, роман Питера Моргана будет хорошим, как он думает?

– Вы очень молоды, скажите мне? – спрашивает она.

Никто не уходит, они остаются с ней, подле. Наступило молчание – не в первый раз, Чарльзу Россетту это уже знакомо, прошлой ночью и в конце ужина, – нет, не потому, что пора расходиться, и не оттого, что нечего друг другу сказать. Она вышла в парк. Чарльз Россетт встает, хочет пойти за ней, снова садится. Она возвращается, включает вентилятор на полную мощность: как жарко нынче ночью! – да так и остается стоять посреди комнаты в его жутковатом пыхтении, закрыв глаза, опустив руки. Они смотрят на нее. Она выглядит худой в черном пеньюаре, веки крепко сжаты, куда-то исчезла ее красота. В каком нестерпимом блаженстве она пребывает?