Тимур Вермеш - Он снова здесь

Должен отметить, что персонал обо мне заботится прекрасно. Я со всеми много разговариваю: про условия их труда, про социальное обеспечение, которое – как я постепенно выясняю – находится в таком состоянии, что приходится удивляться, как вообще еще получается лечить людей. Часто ко мне заглядывают и врачи. Снимая халаты, они рассказывают о новых дерзостях нынешнего никуда не годного исполнителя роли министра здравоохранения. Они говорят, что могут поведать о столь же скверных безрассудствах его предшественника, а в дальнейшем наверняка смогут сказать подобное и о его последователе. Я обязан серьезно затронуть эту тему в моей программе, мол, это непременно что-то изменит, непременно! Я обещаю им от всей души вступиться за их права. Порой я говорю, что им бы очень помогло, если бы здесь обслуживали не так много иностранцев. Тогда они смеются и отвечают: можно, конечно, свести все к этому аспекту… А потом со словами “шутки в сторону” излагают мне очередные ужасы. А этого добра тут хватает.

Вообще-то здесь есть очаровательная медсестра, пылкая особа, расторопная и приветливая, сестра Ирмгард, если говорить точнее… Но мне явно следует строго распределять силы. Вот был бы я лет на двадцать помоложе, тогда, кто знает…

Только что меня навещали господин Завацки и фройляйн Крёмайер. То есть, конечно, бывшая фройляйн Крёмайер, до сих пор не могу окончательно привыкнуть – фрау Завацки. В преддверии радостного события она уже изрядно округлилась. По ее словам, пока все нормально, но уже скоро живот станет в тягость. Цвет ее лица теперь ярче – или на нем меньше краски, мне пока трудно понять. Но должен сказать, что эти двое великолепно подходят друг другу, а когда они обмениваются взглядами, я вижу, что лет через девятнадцать-двадцать подрастут ладные пехотинцы, безукоризненный генетический материал для войск СС и позднее для партии. Они спросили, где я собираюсь встречать Рождество, и пригласили к себе, что меня чрезвычайно порадовало, но я, наверное, не решусь их обременять. Рождество – семейный праздник.

– Но вы же как член семьи! – воскликнула фройляйн… фрау Завацки.

– В настоящее время, – произнес я, потому что в палату как раз вошла сестра Ирмгард, – в настоящее время моя семья – это сестра Ирмгард.

Сестра Ирмгард засмеялась:

– Этого еще не хватало. Я только погляжу, все ли в порядке.

– Буду только рад вашему осмотру, – пошутил я.

И она так сердечно рассмеялась, что я почти что призадумался, а не отодвинуть ли политическую карьеру чуть подальше.

– Госпожа Беллини и господин Зензенбринк передают вам искренние пожелания выздоровления, – сказал Завацки. – Беллини придет завтра или послезавтра и покажет результаты обсуждения по новой студии.

– Вы, наверное, уже их видели, – предположил я. – И каково ваше впечатление?

– Вы не будете разочарованы. Там вложено реально много денег. Только учтите, я вам этого не говорил: и бюджет еще не израсходован. Далеко не израсходован!

– Ну все, хватит, – остановила его фрау Завацки, – нам надо купить коляску. Пока я еще могу передвигаться.

– Хорошо-хорошо, – отозвался Завацки. – И пожалуйста, подумайте над моим предложением.

Они распрощались. Клянусь, что услышал, как в дверях он спросил у нее:

– Ты, кстати, сказала ему, какое мы выбрали имя для малыша?

Да, его предложение. Он совершенно прав, это логичный шаг. Когда дюжина партий предлагают тебе вступить в их ряды, то верный совет – не обесценивать себя, размениваясь на чужие цели. В 1919 году я бы пропал внутри чужой партии. Но вместо этого я взял незначительную мелкую партию и сформировал ее по своему желанию, что оказалось гораздо более эффективно. В данном случае на подъеме издания книги и одновременного старта новой программы я могу начать пропагандистское наступление и основать новое движение. Завацки уже прислал мне на телефон наброски плакатов. Они мне понравились, действительно очень понравились.

Изображен был я, и хорошо был выдержан стиль прежних плакатов. Завацки сказал, что это будет сильнее бросаться в глаза, чем любой современный шрифт, и он прав. Надо его слушать, он в этом знает толк. Он даже сочинил уже лозунг. Лозунг красуется на каждом плакате как соединительное звено. Он отсылает к прежним заслугам, к прежним сомнениям и вдобавок содержит шутливо-примирительный элемент, который поможет перетянуть на свою сторону избирателей этих “пиратов” и прочий молодняк. Лозунг такой: