Лариса Денисенко - Отголосок - от погибшего деда до умершего

Слушай, я сейчас пишу это и подумал вот о чем. У нас скоро появится сын. Жена на девятом месяце. И что-то мне подсказывает, что именно ты должна стать крестной мамой. Знаешь почему? Во-первых, ты стала крестной моего научного проекта. А во-вторых, мы знаем, как назовем малыша, мы это решили давно, моего сына будут звать Мартын! Вообще-то, мы уже обращаемся к нему только так. Чувствуешь? Он еще не родился, но уже звучит, как твой крестник. Подожди… Вот, уже договорился с Герданкой. И мы очень ждем твоего положительного ответа.

Крестным отцом (наконец-то он получает роль своего масштаба) согласился быть Аркадий. Помню, как он сказал тебе, что не верит в сестринство, но в кумовство (крестных у нас называют – кум и кума) не верить он не может, как-никак, а это непреходящее и традиционное украинское явление.

P. S. Отказываться быть крестной мамой нельзя. Это плохая народная примета, которая испортит карму того, кто отказывается.

С острыми воспоминаниями,

Ваши Ножницы;)».

Когда Райнер вернулся домой, я огорошила его тем, что скоро стану матерью. Он сказал, что не знает, что делать: целовать меня, прыгать до потолка или проверять свой счет. Тогда я объяснила ему все по-человечески, он погрустнел, но потом все равно обрадовался и резонно заметил, что это большая ответственность и я безупречная крестная мать, но он не знает, как эту новость переживет Ханна. «Она ведь уверена, что именно ты будешь крестить ее ребенка». «Слушай, если она перенасытит малыша мусульманским солнцем, я, видимо, останусь в стороне, потому что крестить ханеныша будут по другим правилам». «Тогда все складывается наилучшим образом». Я тоже так думала и в мыслях уже стала собираться в Украину.

Это было мое первое дело, которое рассматривалось в суде. Дело в буквальном смысле плотское. Мое первое заседание в качестве адвоката, а в качестве моей первой клиентки выступала Эвка Павелич, хорватка, студентка церковного колледжа, которая пребывала на четверти пути к получению немецкого гражданства, подрабатывала няней и обвиняла старшего сына своих работодателей в изнасиловании. Вся семья обвиняемого занималась тем, что выливали на Эвку лохани помоев, в свою очередь, обвиняя ее в фабрикации обвинения, умышленном подрыве репутации их сына, а также в недозволенном использовании его «семенного материала» в личных корыстных целях. У меня от всего этого голова шла кругом. Эвка Павелич была чрезвычайно холеричной особой, через несколько минут после начала судебного заседания у судьи уже было обидное прозвище, у меня оно тоже было, я звалась Оглобля.

Когда кто-то из адвокатов рассказывал мне о том, что клиенты могут мешать и ухудшать правовую позицию гораздо больше, чем сторона контрагентов, я скептически улыбалась, теперь я готова была отправить этим людям рождественские подарки. После трех часов судебного заседания я чувствовала себя такой измочаленной, как никогда прежде.

«Я приехала, чтобы учиться в этой стране и заработать деньжат, а не услужливо подставлять… ну, вы знаете, о чем я, этому подонку, мать которого считает, что у ее сыночка не достаточно отросло для того, чтобы насиловать, но достаточно созрело, чтобы забеременеть от него на расстоянии…» Так она начала свою речь. Когда мы познакомились, я считала ее знания немецкого преимуществом, сейчас у меня такой уверенности уже не было. Судья каждый раз моргал глазами, когда она начинала говорить, это означало, что он привык наблюдать у жертв насилия другое поведение.

В перерыве я спросила Эвку, что побудило ее пойти учиться в церковный колледж, если ей явно не хватает сдержанности и смирения. В ответ на это она спросила меня, где, по моему мнению, учат сдержанности и смирению; когда она выпутается из «этой байды», непременно запишется на курсы. Я подумала пару минут и сказала, что такому должны учить на курсах будущих матерей, но я об этом точно не знаю. Эвка расхохоталась и заметила, что если она не выскоблится в ближайшее время, у нее будет повод этому научиться. Мне оставалось извиниться и попросить ее называть судью Носком Вонючим только шепотом. «О’кей. Ты знаешь, что делать, Оглобля», – сказала Эвка.

Я просила, чтобы кто-то из моих встретил меня после заседания, хотелось пройтись и проветрить мозги, уважила меня Ханна, все остальные были заняты. Только Ханна согласилась выгулять свой наполненный жизнью живот у суда. Я до сих пор не привыкла целоваться с ней во время встреч, это выглядело как насмешка, но я заходила со спины, как маньяк, и быстро чмокала ее в щечку.