Агнета Плейель - Наблюдающий ветер, или Жизнь художника Абеля

Но потом вдруг налились мускулы, и жилистость прошла, как не бывало. Скулы стали мощнее, очертания рта и носа резче. Уже четырнадцати– или пятнадцатилетним Абель был в семье самым высоким. Казалось, это стало неожиданностью в первую очередь для него самого. Абель сам себе дивился и всем своим видом словно просил прощения, прежде всего у брата.

А тот всматривался в него, щуря в изумлении глаза.

Потом Оскар пожал плечами и отступил в сторону – единственное, что ему оставалось сделать. Собственно, в те годы о брате он думал в последнюю очередь. Оскар был занят реализацией собственных планов по завоеванию жизненного пространства. Небольшие предприятия в столице поднимались и разорялись одно за другим, в моду вошло словечко «спекуляция». Оскар делал лишь первые шаги в деловом мире, но оказался прилежным учеником.

Впрочем, иногда Абелю удавалось соблазнить брата катанием на коньках.

Вместе со стокгольмскими приятелями они совершали долгие прогулки, до самого острова Ингарё. Поверхность моря блестела, как стекло, по берегам торчали мертвые камыши. Время от времени молодые люди натыкались на морскую птицу, лису или зайца, вмерзших в лед вдали от берега, и помогали им освободиться. Стальные коньки скользили с тихим свистом, в остальном же царила тишина. Там, где расстояние между островами оказывалось достаточно большим, слышался вой ветра в ледяных вершинах, походивший на заунывное пение.

Они были молоды и полны сил. Оскар и Абель часто обгоняли остальных. В отличие от товарищей они не имели привычки оборачиваться на берег и мчались вперед, пока бледное зимнее солнце не опускалось к горизонту так низко, что конькобежцы начинали терять ориентацию в пространстве. Тогда Оскар давал команду к отступлению, и Абель с неохотой поворачивал назад. Он не уступал брату в физической силе, а в скорости и выносливости даже превосходил, хотя и был младше.

Это превосходство становилось особенно очевидно в Ладугордсланде – стокгольмском предместье, где братья бегали наперегонки с приятелями. Времена, когда Оскар мог обогнать Абеля, если хотел, прошли. Теперь победа неизменно оставалась за младшим. Иногда в самый разгар забега Оскар сходил с дистанции и со смехом бросался в траву на обочине дороги.

Со стороны это выглядело так, будто Оскар добровольно отказывался от борьбы, тем самым давая Абелю возможность победить, поскольку был его единственным соперником. Однако на самом деле он просто не мог позволить брату обойти его. Оскар ложился в траву и доставал трубку. А потом, с усмешкой на губах и полным дыма ртом следил за тем, как Абель пересекает финишную черту.

Оскар тяжело переживал поражения. Однако улыбка, с которой он наблюдал за триумфом брата, означала и нечто другое. То, что было игрой для Оскара и остальных, Абель воспринимал слишком серьезно. Он бежал так, что легкие едва не лопались от натуги. Оскар же тем временем переворачивался на спину и любовался скользящими по небу облаками. А потом, разморенный летним солнцем, лениво почесывал грудь.

Когда и остальные участники состязаний, обессиленные, валились в траву, Оскар над ними смеялся. Победитель Абель всегда присоединялся к компании последним. Ему требовалось некоторое время просто посидеть на склоне, чтобы прийти в себя. Он казался выжатым, как губка. И все это было ни к чему, потому что в беге Абелю и без того не было равных. Но он не мог не напрягаться до предела, чувствуя направленный в спину взгляд Оскара.

Когда же Абель возвращался в круг приятелей, Оскар приподнимался на локте и решительным движением отстегивал от пояса трубку и кисет. Тем самым он демонстрировал, что ребяческие игры ему наскучили. Несколько вскользь брошенных фраз о настоящих битвах, которые им еще предстоит выиграть в жизни, переводили беседу в другое русло.

Приятели невольно настораживались и поплотней сдвигались друг к другу, потому что о женщинах Оскар действительно знал много. Он лежал в центре круга, опершись на локти, поддразнивал мальчишек намеками, и они отвечали ему тем же. Постепенно языки развязывались, реплики становились смелей, признания откровенней. Оскар кусал губы, подбирая нужное слово. Приятели подливали масла в огонь.

Тем не менее это была игра, и Оскар заранее знал, что скажет. Его глаза блестели. В его распоряжении были все слова – как грубые, горячившие кровь, так и нежные, будившие фантазию. Если того требовали обстоятельства, Оскар не стеснялся в выражениях. В конце концов компания корчилась в траве от смеха. Оскар оставался неотразим.