В Ильин: Саврасов. Рождение весны. Страницы жизни художника

И в искусстве совершаются открытия, ломающие старые представления, открывающие неведомые ранее возможности в изображении окружающего мира.

Таким художником-первооткрывателем был Алексей Кондратьевич Саврасов, оказавший огромное влияние на развитие русской пейзажной живописи.

Он отказался от господствующего в ту пору представления о пейзаже, как о сочетании красивых линий и предметов. Долгие и упорные поиски привели его к новому пониманию прекрасного. Он стремился воссоздать природу в ее живой осязаемости, такой, какой видел перед собой.

Неприхотливый деревенский пейзаж, тонкая, наклонившаяся над обрывом березка, убогая хижина — вот что становится темой саврасовских полотен. Все здесь просто и безыскусственно. И в то же время все полно прелести и поэзии, все трогает и волнует каждого человека, любящего свою родину.

Прелесть того, что казалось обыкновенным, даже будничным, изображалось художником так проникновенно, что, глядя на его картины, люди словно заново открывали красоту своей земли. И остановившись где-нибудь на краю деревушки или на обочине дороги, думали: «Совсем как у Саврасова!»

Недаром творчество этого художника называют «весной русского пейзажа».

Однако подлинное признание пришло к Саврасову далеко не сразу. Жизнь, поначалу было улыбнувшаяся, обрушилась множеством невзгод и лишений. Долгие годы его преследовали нужда, одиночество, непонимание. Многие произведения художника были неверно истолкованы, а то и забыты.

Первая выставка работ Алексея Кондратьевича Саврасова состоялась лишь полвека спустя после его смерти — в 1947 году. За это время удалось разыскать многие саврасовские полотна, считавшиеся «без вести пропавшими», вернуть к жизни незаслуженно забытые. Вместе с тем стало особенно ясно значение творчества замечательного художника и педагога.

Алешка сбежал по скрипучим ступеням лестницы, хлопнув дверью, выскочил на крыльцо. И сюда долетал отцовский голос: «Ишь чего вбил себе в голову! Не будет этого — и никаких!» — На мгновенье голос оборвался: наверно мачеха попыталась вставить словечко, потом загремел с новой силой.

Давно отец так не бушевал. Всем досталось: и мачехе, и сыну, и Алешкиному дружку. Словно ветром сдуло его из-за стола.

«Может, где-нибудь поджидает меня?» — подумал Алешка, спрыгнул с крыльца и зашагал вдоль дощатого забора.

Воробья не было ни в соседском дворе, ни за углом, ни на плотине в устье Яузы.

Отсюда уже рукой подать до любимого Алешкиного места: зеленого мыса между Яузой и Москвой-рекой. Алешка туда и направился, подошел к самой воде, опустился на траву.

Тихо здесь. Только всплески весел лодочника нарушали тишину. А у Алешки в ушах все еще звучал гневный отцовский голос. Надо же, как распалился! Алешке уже показалось было, что все пойдет на лад. Отец будто помягчел. И вот на тебе!

У отца в Зарядье лавка. Торговля невелика. Больше форса, чем дела. Но Кондратий Артемьевич упрямо держался за купеческое звание. И сына сызмальства прочил за прилавок: «Подрастешь — помощником будешь!»

А Алешке только бы лист бумаги да карандаш — с раннего детства пристрастился к рисованию. Приткнется где-нибудь в укромном уголке, чтобы отцу на глаза не попадаться, — и вот уже карандаш пошел выводить стволы деревьев, рогатые сучья, вязать на них туманное кружевце листвы. Глядишь — за деревьями пролегла дорога, в небе поплыли облачка.

Алешка сам не знал, откуда что берется. Может, придумал, может, подсмотрел где-нибудь на берегу Москвы-реки или в Гончарах…