Александр Бенуа: Жизнь художника (Воспоминания, Том 2)

АЛЕКСАНДР БЕНУА

ЖИЗНЬ ХУДОЖНИКА

ВОСПОМИНАНИЯ

Том II

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА 1

Первые зрелища

ГЛАВА 2

Балаганы

ГЛАВА 3

Театр

ГЛАВА 4

Кушелевка

ГЛАВА 5

Первая школа

ГЛАВА 6

Русско-Турецкая война

ГЛАВА 7

Andre Potelette

ГЛАВА 8

Выставка Александра I.

Цареубийство 1-го марта

ГЛАВА 9

Домашнее воспитание

ГЛАВА 10

Брюны

ГЛАВА 11

Казенная гимназия

ГЛАВА 12

"Заграница"

ГЛАВА 13

Venusberg

ГЛАВА 14

Первое причастие

ГЛАВА 15

"Наверху"

ГЛАВА 16

Гимназия Мая. Преподавательский состав

ГЛАВА 17

Гимназия Мая.

Товарищи

ГЛАВА 18

Философовы

ГЛАВА 19

Окончание гимназии

ГЛАВА 20

Путешествие по Германии Послесловие автора

От издательства

Глава I

ПЕРВЫЕ ЗРЕЛИЩА

О театрах и иных зрелищах я до пяти лет имел очень смутное понятие, только понаслышке, но этой "наслышки" было у нас в доме достаточно. Разные члены нашей семьи любили, однако, разное. Одни были сторонниками итальянской оперы, другие - французского театра, третьи - цирка и даже оперетки. Менее всего пользовался милостью русский театр. Правда, папочка, когда-то, был большим почитателем Каратыгина и Щепкина, он с восторгом говорил о "Ревизоре" (в Риме он знавал Гоголя) и иногда не без известного умиления рассказывал о своих театральных впечатлениях, но всё это было далекое прошлое, а сам он в мое время в театр ходил редко и то только тогда, когда его "потащат". Любил он чрезвычайно и "Руслана" и "Жизнь за царя", а мелодии из "Аскольдовой могилы" он напевал постоянно, или подбирал их довольно искусно на рояле. Но среди родной молодежи у него не было товарищей по вкусам. Альбер, тот обожал только одного "Фауста" Гуно, а ко всему остальному, несмотря на свою исключительную музыкальность, относился индиферентно, хотя сам мог сочинять блестящие "фантазии" в духе и Листа, и Бетховена, и Шопена. Леонтий (он же Лулу), был страстным завсегдатаем итальянской оперы. У нас была абонементная ложа в Большом театре и он не пропускал ни одного "нашего" вечера, до одури упиваясь пением своих любимцев. Сестры разделяли, но с меньшим увлечением, его вкусы. Среди старшего поколения "Бабушка. Кавос" была опять-таки ярой итальяноманкой, и более сдержанными, но всё же верными почитателями итальянской оперы, были дядя Костя и дядя Сезар. Напротив, дядя Миша Кавос, имевший обо всем свое особое мнение, решался иногда превозносить Серова и ходил на премьеры в "Александринку", похваливая того или другого из русских актеров. Абсолютной и рьяной сторонницей русского театра были лишь тетя Лиза Раевская, да еще мамина горничная Ольга Ивановна Ходенева. Последняя, как я уже рассказывал, бегала по крайней мере раз в неделю в соседний Мариинский театр (где тогда давались русские спектакли) или в дальний Алек-сандринский, и от нее я получал подробнейшие отчеты, причем в своих рассказах, она то заливалась до слез от смеха, то становилась мрачной и торжественной.

Нельзя сказать, что моя карьера театрала началась с чего-либо очень эффектного и достойного. Моим первым спектаклем был... собачий театр и увидел то я его не в цирке, а в самой обыкновенной квартире, где-то на Адмиралтейской площади, снятой для того заезжим собачим антрепренером. Мне было не более четырех лет и маме пришлось поэтому меня во время всего спектакля держать в стоячем положении на своих коленях - иначе я бы ничего не увидал через головы сидевших перед нами. Всего я не помню, но четко врезался в память чудесный громадный черный и необычайно умный ньюфаундленд, который лаял нужное количество раз, когда кто-либо из публики вынимал из колоды ту или иную карту. Он же исполнил с хозяином в четыре руки (две руки и две лапы) известный "собачий вальс" на рояле. С тех пор и я выучился играть эту нехитрую пьеску.

Впрочем, пожалуй, я совершаю неточность, называя этот собачий спектакль своим первым. На самом деле первыми представлениями, которыми я забавлялся, были спектакли Петрушки.

Но вот тут невозможно установить, когда я увидал самый первый из них, столько их было уже в самом раннем детстве и в столь разных местах я был ими осчастливлен. Помню во всяком случае Петрушку на даче, когда мы еще жили в Кавалерских домах. Уже издали слышится пронзительный визг, хохот и какие-то слова - всё это произносимое Петрушечником через специальную машинку, которую он клал себе за щеку (тот же звук удается воспроизвести, если зажать себе пальцем обе ноздри).