Дэвид Кроненберг - Употреблено

– Поговори с Натаном, – предложил Дуне Мольнар и, кивнув, отошел: ему было чем заняться.

Дуня с трудом сфокусировала взгляд на Натане – механически, словно наводила объектив на резкость. А потом сказала:

– Да-да, сфотографируйте меня в таком виде. Это жестоко, но я так хочу. Золтан гадкий. Гадкий доктор. Приехал побеседовать со мной, остался, и мы долго были вдвоем у меня дома, в моем родном городе…

Снова полупьяный смешок.

– …где-то в Словении. Не помню, как он называется.

– Любляна, – подсказал Мольнар. Вместе с ассистентами он стоял в изножье операционного стола и раскладывал инструменты.

– Благодарю, гадкий доктор. Это, знаете ли, ваша вина, что я ничего не помню. Вам только бы меня одурманить.

Натан принялся фотографировать Дунино лицо. Она повернулась к объективу, как подсолнух к солнцу. Натан, человек щепетильный, решил в поездках не снимать видео, слишком много хлопот: носители, периферия, прочие технические премудрости, и сейчас пожалел об этом. Если бы, конечно, он мог позволить себе новый D4, который и видео прилично пишет… Но угнаться за технологическим прогрессом, неудержимым, как вулканическая лава, Натан не мог при всем отчаянном желании. А Наоми вовсе не была такой разборчивой. Такой недоверчивой. Она уже купила в Хитроу новую видеокамеру неизвестного китайского производителя с высоким разрешением, скачала какой-то мутный, азиатских разработчиков видеоредактор для тяжелых видеофайлов. Она бы и на свой коммуникатор записала Мольнара и его шутливый треп, пусть даже картинка – сплошное зерно. Ну ладно, ничего не поделаешь. В конце концов, есть диктофон со стереомикрофоном, а если прижмет, можно воспользоваться микрофоном для фотоаппарата и после добавить к каждому снимку звуковой файл.

– Вы очень красивый, Натан, – сказала Дуня и тут же впала в забытье.

Натан присел, чтобы снизу сделать широкоугольный снимок: на переднем плане – Дунино лицо, на заднем – анестезиолог, крепкий, волосатый, безмолвный.

– Забудьте о лице, Натан. Нас интересует грудь. Подойдите, встаньте рядом.

Натан сфотографировал, встал, подошел к Мольнару. Доктор откинул салфетку из медицинской ткани – на сей раз оранжевой, прикрывавшую Дунину грудь. Груди у нее были очень полные и в холодном свете хирургического светильника, возвышавшегося над столом, казались голубоватыми и нереальными. Натану хотелось передать производимый этим освещением эффект, именно поэтому он редко снимал со вспышкой, которая перебивала внешний свет. С десяток прозрачных пластиковых трубочек, тонких, как проволока, торчало из каждой груди, что придавало им вид зонтиков, вывернутых наизнанку сильным ветром.

– Снимите лучше это. Если хорошо получится, напечатаю и повешу у себя в ресторане.

– У вас в ресторане висят снимки из операционной?

– Нет-нет. Ваш будет первым. Думаете, испортят аппетит?

– Мне испортят, за это я вам ручаюсь.

Доктор расхохотался. От его упругого смеха маска надувалась и опадала. Мольнар согнулся пополам. Натану показалось, маска сейчас лопнет по шву. Он обвел взглядом остальных. Кто-то подмигнул Натану и пожал плечами. Мольнар, что тут скажешь. Обычное дело. Наконец доктор выпрямился и с некоторым усилием взял себя в руки.

– Я вас шокирую? А мы тут любим пошутить. В операционной это очень даже кстати. Операция, в конце концов, тоже шоу.

– Да, – кивнул Натан, – вы мне уже говорили.

Он поднес фотоаппарат к лицу, посмотрел в видоискатель, пожалел, что нет макрообъектива. Придется взять как можно крупнее, насколько позволит фокусировка, а потом обрезать кадр. В приближении груди показались Натану живыми существами, морскими животными, прикрепленными, например, к автокормушкам. Может, он надышался анестетика, пары которого витают в палате, поэтому в голову приходят такие странные образы? Натан тряхнул головой.

– Вам ведь хочется меня шокировать, а, доктор? – Натан медленно перемещал “Никон” над грудью, утыканной трубочками, плавно поворачивая пальцем кольцо зуммирования. Нос его расплющился о жидкокристаллический дисплей на задней поверхности фотоаппарата – Натан смотрел в видоискатель левым, более острым глазом и, когда произносил что-нибудь, кривил рот, как делают курильщики, разговаривая с сигаретой во рту, чтобы не дышать дымом на собеседника. – У меня такое чувство.

– Мне лишь хочется быть забавным. – Мольнар взял в руки ванночку из нержавейки, поковырял в ней указательным пальцем, словно старатель, моющий золото. – Для вашей будущей статьи в “Нью-Йоркере”. Всегда мечтал стать героем “Медицинской хроники”. Честолюбие тешит, и для дела польза.