Сара Вульф: Жестокие и любимые (ЛП)

Кайла вздрагивает. Официантка оставляет счет, но подруга его даже не замечает, и я жестом указываю на него.

– Ты заплатишь? Или я?

Кайла неохотно выуживает две двадцатки, а я даю пять на чаевые. По дороге домой под темным и беззвездным небом, как холодные океанские воды, Кайла наконец-то говорит:

– Айсис, ты не сделала ничего плохого.

– Не сделала, – соглашаюсь я. – Ты права. Я не сделала ничего плохого. Но я не сделала ничего, точка.

Кайла пытается сломать темный лед, покрывший нашу беседу, и я ей в этом помогаю. Это наша последняя встреча на довольно долгое время, но все омрачает тень смерти Софии, преследующая нас. Меня. Она преследует меня, портя наше прощание, а я даже не могу это остановить.

– Послушай, Кайла, прости. Мне просто… просто очень жаль. Не знаю, когда я стала такой… ведь я обещала себе, что не буду такой…

– Но легче сказать, чем сделать, – прерывает она. – Знаю. Рен тоже был таким. Не волнуйся. Все хорошо. У меня была практика в обращении с людьми, страдающими депрессией, – одаривает она меня немного изможденной улыбкой.

Когда мы заезжаем на подъездную дорожку моего дома, то еще какое-то время сидим в темной машине, наблюдая, как мотыльки атакуют освещение крыльца. Они бросаются на него снова и снова, словно хотят вспыхнуть и сгореть.

– Мне повезло, что я тебя встретила, – улыбаюсь я Кайле. – И мне втройне повезло, что ты неравнодушна к сумасшедшим чудикам. Да я просто выиграла лотерею дружбы.

– Так же как и я, – отвечает Кайла, надувая губки. – Без тебя я бы никогда не поняла, что Эйвери меня использовала.

– Джек помог.

Она кивает, криво усмехаясь.

– Полагаю. Немного.

– Помнишь, как мы впервые встретились на вечеринке у Эйвери? И он довел тебя до слез?

– О Боже, я была такой плаксой. Даже поверить не могу, какой я была дурочкой. И это было всего десять месяцев назад. За это время я могла бы родить ребенка.

– Плаксивого ребенка, – вставляю я.

– Все дети плаксы, – возражает она.

Прищуриваясь, я принимаю вид старого мудреца и произношу, словно постулат:

– Но все ли плаксы… дети?

Кайла слегка толкает меня, а затем вздыхает и откидывается на спинку сиденья.

– Джек был первым, кто поднял этот вопрос. Он заставил меня все подвергнуть сомнению: почему я тусовалась с Эйвери, по-настоящему ли я наслаждалась ее обществом, сколько моих чувств было скрыто за шопингом и сплетнями. Без него у меня бы на это ушло гораздо больше времени.

– Его бы не убило, если бы он немного это подсластил, – ворчу я. – Вилли Вонка делает это все время, и с ним все в порядке! Конечно, он сумасшедший и, возможно, одержимый мыслью об убийстве, но здоровье у него отменное.

Кайла смеется, качая головой.

– Ты же знаешь Джека. Это не в его духе.

Я улыбаюсь, немного кривовато, но все же улыбаюсь. Кайла кладет руку на мое плечо.

– Вы двое… одинаковые. Я раньше этого не замечала, но Рен указал мне на это, и… он прав. Вы действительно одинаковые. Так что, я думаю… думаю, несмотря на то, что сейчас он выбрал бегство, он вернется. Таких людей, как ты, не часто встретишь. Он вернется.

– И, когда он вернется, я его обезглавлю, – гордо объявляю я.

– Ты поприветствуешь его, – строго говорит Кайла, – объятиями.

– Я поприветствую объятиями… его торс, у которого будет отсутствовать голова.

Кайла хлопает ладонью по своему лбу, и я, смеясь, ее обнимаю. Смеясь, теплым смехом. Настоящим смехом. Смеясь впервые за очень долгое время.

Я не теряю свою лучшую подругу по-настоящему.

Просто каждая из нас идет своим путем. Мы разлетаемся на разных ветрах, но мы воссоединимся вновь. Мы изучаем земной шар в разных направлениях. Как Колумб и Магеллан, смело направляясь туда, куда не ступала нога вонючего европейского исследователя шестнадцатого века и его жалкой команды больных цингой! За исключением того, что один умер от лихорадки, и вроде бы мятежа, черт, там же еще был расистский ублюдок, который поспособствовал столетнему геноциду, в общем, хорошо подумав, я решаю отклонить эту метафору целиком.

– Слава Богу, – выдыхает Кайла. – А теперь ты можешь выйти?