Ксения Васильева - Теплый пепел надежд

— Кто? — невинно удивилась Ирина Андреевна и, словно вспомнив, протянула: — A-а, вы о Зиночке? Так мы ее не считаем новенькой, она живет здесь уже два месяца.

— Зиночка? — переспросил он. — Мило звучит, как гимназисточка начала века…

Ирина будто ждала подобных слов и стала без остановки говорить… Какое чудо эта Зиночка, добрая, отзывчивая, веселая! Хоть жизнь ее и не баловала. Отец — чернобылец, недавно умер, мать еще раньше, родами, вместе с младенцем. Зиночка почти одна, вернее, одна. И не москвичка, откуда-то с Севера… Не смогла жить в родном городе, уехала сюда, к дяде, тот вроде бы звал. А приехала и поняла, что зря. Огромная семья в двух комнатах, а тут она им на голову со своими бедами… Так вот и получилось: увидела объявление в газете о Доме, название понравилось, пришла — и вот живет. Деньги пока есть — машину, квартиру продала, работу ищет… Девятнадцать лет, образование — школа.

Такая красавица, такая умница, такая воспитанная!..

Все это Ирина Андреевна выпалила единым духом и, помолчав, сказала задумчиво:

— Знаете, Касьян, мне она напоминает вашу бывшую невесту, Олик… Чистотой, несовременностью, открытостью… Хотя внешне Зиночка прямо-таки топ-модель, верно? Простите… — сокрушенно повинилась она, увидев, как при имени Олика дернулось его лицо. Напоминание о ней приносило ему ощущение вины.

Но он живо откликнулся:

— Что вы, Ирина Андреевна, мне приятно, что вы так говорите об Олик… — И тут же снова перешел к Зине: — Наверное, у нее богатый поклонник? Такую шубку, думаю, по дешевке не купишь…

— Зиночка — девица строгих правил, — возразила Ирина. — К ней тут подкатывались всякие — и красавцы, и богачи, но она ни с кем, никуда!.. Она сама мне об этом сказала, и я ей верю.

Ирина пристально посмотрела на молодого мужчину.

— Касьян, у вас бывало так: увидишь человека, пообщаешься с ним и понимаешь, что он твоего доверия не обманет? Такова Зина.

Касьян вдруг вспомнил их бывший девиз: «Не обольщайтесь!»

— А вы не обольщаетесь, дорогая Ирина Андреевна?

Та прямо-таки вспыхнула и стала беспорядочно бормотать о том, что девушка столько пережила… И так далее.

Касьян принялся ее успокаивать. Он и впрямь не хотел никого обидеть, просто подначил слегка, чтобы поумерить восторги, как Иринины, так и свои, между прочим…

— Что вы, Ириночка Андреевночка, я же шучу! Действительно, славная девчушка!

Женщина окончательно расстроилась.

— «Девчушка»! Да разве она смотрится на какую-то «девчушку»?! Она прекрасная и благородная девушка! Не заводите меня, а то я рассержусь!

Касьян кое-как успокоил Ирину и вскоре ушел. Он даже ругнул себя за то, что заводил ее. Зиночка ему именно этим и понравилась: благородной статью, чистотой, нежным, спокойным обликом. Внезапно он подумал, что совсем забыл о бедном Генке, который лежит в морге и ничего ему больше не нужно… А Касьян увидел хорошенькую мордашку, закинул коньячка и гуляй, рванина…

«…Ну, что ж, — подумал он, — живое — живым. Когда загнусь я, пусть мои товарищи на моих поминках выпивают и любятся, мне, может быть, там станет веселее».

В таких размышлениях он добрел до дома и решил позвонить Севе, пусть хоть по телефону пока скажет, почему Генкина смерть кажется ему странной.

Оказалось, Севу смущало то, что накануне Генка чувствовал себя прекрасно, был бодр, счастлив и весел, таскал, как игрушки, «мордоворотов» — так он называл свои скульптуры — и выглядел на все сто.

А в тот трагический день, когда Сева зашел к нему помочь, он увидел совсем другого Генку — хмурого и расстроенного. Они даже выпили с ним немного, и тут Генка сказал, что после как-нибудь расскажет такую историю — закачаешься, он сам еле на ногах удержался…

Сева спросил, про что история-то? Генка, заржав по обыкновению, пошутил, что про коня в пальто. И они пошли грузить.

Вскоре Генка вдруг сказал, что его мутит и… грянулся об пол. Его увезла «скорая», день в реанимации… и все дела.

— Как будто его отравили, что ли, — предположил Сева, — но врач «Скорой» определил сразу: молодой инфаркт. Поинтересуйся, что вскрытие показало, — попросил он, — мне все кажется, что его траванули…

— Кто? У него что, враги были? Ты кого-нибудь подозреваешь?

— Нет, — печально отозвался Сева, — не было у него вроде бы врагов…

— Никому он дороги не переходил, — продолжал размышлять Касьян, — выставка небольшая, не авангардизм, не андеграунд…

— Почему же он расстроенным был? — тянул свое друг на том конце провода. — И какую-то историю хотел рассказать…