Ксения Васильева - Западня, или Исповедь девственницы

Наташа вернулась из резиденции в свою посольскую квартиру. Тотчас скинула деловой костюм и надела любимый, уютный халат. Легче не стало. Отчужденно взглянула на себя в зеркало — «видок ужасный, ничего не скажешь!». В гостиной быстро прошла к бару и, плеснув в бокал виски, не разбавляя, выпила… Что-то она последнее время пристрастилась — нехорошо… Но как иначе выдержать все, что на нее навалилось?! Еще раз наполнив бокал — не до краев, но и не на донышке, устроилась с ногами в кресле. Сидела в полумраке, не зажигая свет… Голова слегка затуманилась, и жуткие картинки-воспоминания 20-летней давности поплыли перед глазами. «Впрочем, начиналось-то все интересно и необычно… А закончилось… Нет, не закончилось, ничего еще не закончилось!»

…Хорошая девочка из хорошей семьи: мама — врач, папа — международник. «Красавица, умница, ангел!» — говорили про 16-летнюю Наташу друзья родителей.

Она недобро усмехнулась.

Наташа была на седьмом небе от счастья, когда в компании познакомилась с Мариной, профессорской внучкой. Она старше, умнее, да и что греха таить — много интереснее Наташи. И работает на самом телевидении! Знает буквально всех знаменитых и именитых. Наташа порой робела перед новой подругой.

Однажды как-то посиживая в кафе Дома журналистов, — Марина была запросто вхожа и туда, — новая подруга, блестя карими глазами, предложила:

— Слушай, Наталь, пойдем ко мне, возьмем бутылочку и поболтаем по душам. Я тут недалеко живу, «Хрусталь» знаешь на Горького?

— А мама… — только и сказала Наташа, уже следуя за подругой. Мама не любит, когда дочь ходит к малознакомым людям, когда приходит поздно… Но мама далеко, а Марина здесь, рядом.

Наташа с ужасом смотрела, как Марина энергично засовывает в висевшую на плече объемную сумку бутылку вина.

…Массивная деревянная дверь квартиры, перед которой они остановились, обтянута кожей. Небольшая блестящая пластинка на ней замысловатой вязью гласила: «Профессор Ардашин».

Наташа затрепетала. У них в доме ни у кого не было такой двери, а тем более такой пластинки. Марина открыла дверь своим ключом.

Никакого профессора Наташа не увидела, а увидела в большом холле в одном из кресел маленькую старушечку, которая смотрела телевизор. Еще она увидела кожаный диванчик, столик и большую вазу на полу с какими-то травами и листьями.

Наташа тихо поздоровалась со старушкой, и та немедленно откликнулась:

— Здравствуйте, коль не шутите. Ох какая молоденькая! Как яблочко наливное. И отколь ты, Маринка, таких девок берешь?

— Моя дальняя родственница Пелагея Власьевна, — небрежно сказала Марина. — Пелагея Власьевна, вскипятите, пожалуйста, чайник.

Личико у старушки было маленькое и пухлое, на плечах кацавейка, ноги обуты в обрезанные валенки, которые никак не вязались ни с дверью, ни с домом, ни с профессором… Старушка явно обиделась на Маринино суровое обращение. Ее сказочно-добродушное личико приняло довольно злобное выражение. Но она ничего не ответила, а павой уплыла в дверь налево, где, наверное, была кухня.

Войдя в комнату вслед за Мариной, Наташа внутренне ахнула. Если бы у нее хватило воображения представить профессорскую квартиру, она представила бы ее именно так. На стенах и фотографии каких-то господ в темных деревянных рамках, и огромный шкаф с дымчатыми зеркальными стеклами, и оттоманка зеленого бархата, и тончайшая бледно-голубая посуда, и фарфоровые фигурки и книги, множество книг в высоченных, до потолка, стеллажах. Все это повергло Наташу в шоковое состояние. Марина снисходительно наблюдала за ней…

Только потом, когда уже ничего невозможно будет изменить, Наташа узнает историю Пелагеи Власьевны и Марины — «профессорской внучки».

…Прибыла Пелагея Власьевна, тогда еще Палашка, в Москву из деревни Супонево, что под Волоколамском. Приехала не просто так, а по рекомендации дальней супоневской родственницы, давно служившей в семье какого-то известного московского юриста. А овдовевшему одинокому профессору Ардашину Николаю Ильичу уж очень нужна была покладистая скромная домработница. Палашка никакой работы не боялась: стирала, мыла квартиру, готовила… Всему научилась! Была она маленькая, аккуратненькая, с круглым улыбчивым личиком… Хозяину — престарелому профессору — она сразу приглянулась, по-человечески, а не как-то «нехорошо». И стала жить Пелагея как у Христа за пазухой. И много лет прошло, да так и не женился профессор, хотя и ходили к нему женщины… Но ни одна надолго не задерживалась. И однажды состоялся разговор у Палаги с Николаем Ильичем. Приобнял он ее и сказал: