Ольга Фост: Скворцы

Сначала была тьма. Молчаливая, тёплая и густая, она обнимала мягко, лелеяла, успокаивала. Не отдавай меня никому, слышишь? Мне так хорошо. Мне так хорошо с тобой.

Потом пришли тревога и непокой, свет, звуки. И боль.

А ещё пришла память.

Тьма щадила, не исчезала. Всё время держалась рядом — верный, надёжный друг. Приносил тёплые волны, они укрывали ласково, баюкали. Друг прижимал меня к себе, подставлял моим слезам своё плечо и дарил утешение. Сильные руки держали меня, и хранили меня эти руки. От ужаса и грязи. От ненависти и ледяной пустоты.

А потом друг попросил: «Возвращайся. Ведь самого главного мы с тобой ещё не успели».

И мне стало интересно — а что такое «самое главное»?

— Ну что, молодой человек… Динамика у неё положительная. Даже более чем. Она очень быстро идёт на поправку. Если всё так и будет дальше — как раз к новому году и выпишем.

Лёша улыбнулся, кивнул. Врач уже собрался прощаться, как Лёша решился на ещё один вопрос:

— Владимир Константинович, а скажите, пожалуйста, — и Лёша опять замялся, боясь спросить и очень желая спросить.

Врач внимательно посмотрел на парня, который за последние недели стал в отделении своим. Мало того, что за девочкой своей ухаживал и буквально откармливал её, так ещё и в медицинский кооператив при больнице подрабатывать на полставки устроился. И подбодрил своего собеседника заинтересованным: «Да, юноша».

— Скажите, пожалуйста, а если у мужчины отрицательный резус-фактор крови, это для будущих детей не опасно?

Пожилой врач повидал немало, но с таким… с таким столкнулся впервые. Но парню, похоже, архиважно, раз так поставил вопрос.

Лёша, видя недоумение врача, пояснил:

— У меня кровь первая-минус. А мне сказали однажды, что это как-то влияет на рождение детей. Я читал в энциклопедии, но не понял — там только про женщин. И в медицинском словаре тоже ничего толком.

Н-да… а вопрос не на одну лекцию. Но это всё теория, а практика вот она — сверлит тебя взглядом человек, взволнован, губы кусает. И отличным мужем будет этот человек, и отцом замечательным. А что интересно — у девочки, которая так быстро поправляется благодаря его заботе, у девочки тоже первая группа крови, и тоже отрицательный резус. Ну точно, на небесах не бездельничают. Эх, как же важно найти в такой ситуации даже не слова — интонацию.

— Нет, молодой человек. Тонкости, о которых вы, имеют значение при переливании крови. Для рождения же детей нужны просто женщина и мужчина. Любящие друг друга — женщина и мужчина.

Сколько же раз уже доводилось врачу видеть такой же вот взгляд? Ах, да сколько бы ни видел — никогда не много. Взгляд, в котором исчезают тревога и боль, в котором солнечными лучами расцветает жизнь.

И вот зима воцарилась — сверкающая, ясная. Уступили дождевые тучи небосвод снежным сёстрам, и уже звенят по улицам бубенцы — то придворный шут её ледяного величества возвещает радостно о восшествии своей повелительницы на мировой престол. Король умер — да здравствует король! И так — навсегда. Умрёшь — начнёшь опять. Сначала. Да, поднимусь и начну. Битву? Танец? Нет — жизнь.

Откуда-то по коридору ощутимо тянуло неописуемо больничной смесью хлорки и йода, на что Лиса не обращала уже никакого внимания. Она стояла у окна и смотрела на больничный двор. Чёрная влажная змейка дорожки вилась меж корпусов, неспешно прогуливались по ней те, кто мог. Румяные гроздья рябины в белых, чуть набекрень съехавших шапочках, улыбались Лисе как дети, нарезвившиеся на морозе. Получив в ответ столь же лукавый взгляд, они засмеялись и сбросили несколько зёрен под ноги молодому человеку с большой сумкой через плечо. Молодой человек остановился, подобрал рыжие ароматные мячики, покатал на ладони — и понёс этот подарок своей… или ещё нет?

Лиса смотрела, как Лёша идёт по дорожке, и чуть правее сердца расцветала радость — нежная, торжественная и чуть печальная. Здравствуй, радость. Здравствуй, судьба. Мне жизни не хватит, чтобы сказать тебе «спасибо». За каждый прожитый день буду тебя благодарить — что бы ни было, что бы ни случилось дальше. Даже тетрадку с моей статьёй — и ту сам взял да отвёз преподавательнице, когда я только намекнула, что в ней моя работа — и будущая работа. И Лиса потянулась мыслью к Лёше, ласково прикоснулась к нему, охватила собой на несколько долгих упоительных мгновений — и отхлынула. Оставив на нём серебристые невесомые доспехи… вот, теперь я за тебя спокойна, чудо ты расчудесное. Лёша в этот момент поднял лицо, увидел её в окне пятого этажа и энергично замахал свободной рукой, приветствуя даму своего сердца.