Брюс Федоров: Ветви терновника

«Посмотрим. Ещё не вечер», – решил Данила и развернул книгу как раз посередине, где у него предусмотрительно была вложена бумажная закладка, изготовленная из вырванной страницы с записями какой-то лекции. А книга Макинроя была действительно хороша, с простыми пояснениями и соответствующими зарисовками поз и приёмов игры теннисиста, и, хотя издана на английском языке, но читалась легко и без затруднений. Как-никак, но студент четвёртого курса МГИМО уже должен был владеть достаточными языковыми знаниями, чтобы понимать несложные и чисто профессиональные тексты.

Книгу Данила особенно берёг и не показывал даже своим ближайшим товарищам не только потому, что хотел сам воспользоваться её советами, но также и потому, что в СССР такую литературу было достать практически невозможно. И за это он ещё больше был благодарен своему отцу, который уступая его просьбам, всё-таки сумел оторваться от своих служебных забот, и привёз, наконец, её из Австрии в Москву на очередной Новый год.

Устроившись поудобней, Данила с удовольствием погрузился в изучение очередного параграфа своей книги, как неожиданно в коридоре заверещал продолжительный звонок, оповещая об окончании лекционного часа. Радостное оживление вновь вернулось в окончательно было притихшую аудиторию. Застучали откидные крышки столов, заёрзали отодвигаемые стулья, и весёлая от молодого задора студенческая орда разом двинулась на штурм приоткрывшейся половинки единственной в помещении двери.

Лица всех излучали неподдельное довольство, за исключением может быть только двух человек: профессора Бибикова, посчитавшего, что самого главного он так и не успел сказать, и студента Бекетова, который немного огорчился тем, что не сумел дочитать и понять тонкости подбора низко отскочившего мяча.

Казалось, это была обычная студенческая среда за тем исключением, что все эти беззаботные и жизнерадостные молодые люди, прежде чем оказаться под седыми сводами исторического особняка на Остоженке, а лучше сказать на Крымском валу, должны были пройти изощрённую и придирчивую систему отбора, и не только экзаменационного. Многочисленные комиссии, характеристики и проверки через систему комсомольских и партийных органов ожидали любого, кто дерзнул бы в советские времена размечтаться о мгимовских ступенях. Это была продуманная система отбора, которая гарантированно отсекала всех случайных, не сообразительных и непатриотичных.

Умудрённый трудоёмким опытом государственного и партийного строительства отдел кадров ЦК КПСС хорошо знал своё дело и как расчётливая и рачительная хозяйка неустанно заботился о создании достойной преемственности в системе государственного управления. Да, это была вполне эффективная система по взращиванию и воспитанию элиты общества, не уступающая по своему значению знаменитым Крайст-Чёрч и Гарварду.

Историческое здание Института как нельзя лучше отвечало своему предназначению по подготовке для государства профессиональных внешнеполитических кадров. И не потому, что в данном шедевре архитектуры в 20-м веке располагался Институт красной профессуры, а в 19-м – лицей цесаревича. Исторические корни этого места уходили в далёкое прошлое, в 16 и 17 века, когда великие московские князья выделили луговые пастбища на берегах Москвы-реки, у Крымского брода, для размещения официального представительства крымского хана, в те времена являвшегося главным внешнеполитическим соперником Московского княжества, с которым на этой территории велись регулярные дипломатические переговоры.

И об этом лицеисты уже двадцатого века узнавали почти сразу после успешной сдачи вступительных экзаменов.

Это были выходцы из семей красных комиссаров и самозабвенных площадных трибунов революционной поры, и представители гордых дворянских фамилий, переживших пронзительные тридцатые годы, и люди, прошедшие первые жизненные испытания в рядах советской армии и производственных коллективов. Всех выхаживала и примеряла под будущие задачи невидимая партийная рука.

Была ли это золотая молодёжь? Да, вполне. Почему нет, если иметь в виду вековечную истину: кому многое даётся, с того многое и спросится.

А пока, что Лёшка Аксаков через весь зал семафорил поднятыми руками, стараясь привлечь внимание Данилы.

– Ну что ты телишься, – прокричал Лешка, когда они, наконец, встретились, вынесенные в коридор из лекционного зала студенческим водоворотом. – У нас остался ровно час, чтобы добраться до «Дружбы». Сейчас не лето, а в Москве крытые корты считанные. Деньги я туда уже закинул. Ну что, едем? Отлично. И друзья устремились вниз по лестнице в раздевалку и на выход.