Татьяна Лемеш - Путь пешки. 3. Смена короля

– Доброе утро, любимый! Замерз?

– Есть немного… И вам доброго утра! Как спалось? Таня, я вижу – пришла в себя уже, да? Взгляд-то живой…

– Да, спасибо, Ефим – мне намного лучше… И спасибо вам обоим – за то, что спасли меня вчера…

Мила ответила:

– Да пожалуйста… Только я вот так и не пойму – почему же ты вчера такая была, если говоришь, что не в изнасиловании дело?

– Они вчера Домку убили. И Олега, возможно, тоже – я опять сорвалась в плач.

Ефим решил сразу это дело пресечь:

– Ты уверена? Погоди плакать – может и не из-за чего… Ты тела-то видела?

– Нет… – и я все подробно рассказала им, всю сцену у реки.

Когда я описывала поступок Алексея, Ефим чему-то развеселился и даже покачал головой.

– Эх, алексайос! Вот уж точно греческий дьявол! Все в своем духе – так и не остепенился, несмотря ни на что!

– Это ты о чем вообще? И откуда ты знаешь про греческого дьявола? Виктор рассказал?

– Да что мне твой Виктор… Уж не знаю – в чьей жизни алексайос отличился больше, чем в моей…

– Так ты что, тоже оттуда? Откуда и Алексей?

– Ну да.

– И знаком там с ним был? А почему же он здесь виду не подавал, что вы знакомы?

– Ну как вам сказать… Я с ним знаком, а он со мной – нет…

Тут уже подключилась и Мила:

– Ну расскажи – интересно же! Ну пожалуйста…

– Эх, девоньки… Ну так уж и быть – расскажу.

***

– Начну с самого детства, когда я впервые увидел алексайоса – так его называли греки и мы тоже – ну, моя мать и жители нашей деревни. Все мы о нем знали, некоторые встречали – но солдатам не выдавали, хотя награда за него была обещана немалая… Очень много добра он нам принес, причем бескорыстно, никогда никакой платы не брал и даже в дома не заходил, когда звали отблагодарить хоть угощением… Так вот, как-то мальчишкой пас я коз в горах, а козы – они создания резвые, скачут по каменистой горе, как по земле…

Вот за одним козленком очень уж норовистым я и полез. Было мне на ту пору лет одиннадцать. Лезу и слышу – мамка моя снизу кричит: «Фимка, назад! Фимка, слезай!» И плачет, и руки заламывает. Я думаю – и с чего бы? Все же хорошо – ползу себе и ползу… А пока на мать оглядывался – козленка-то и проворонил, он меня обскакал и вниз, к своей мамке побежал… Мне сверху не видно было, а вот снизу и матери и остальным, прибежавшим на крики, видно – часть скалы, куда я полез – оползает, откололась и сейчас упадет вниз. А залез я высоко, вижу далеко… Подо мной река, она у нас бурная, с порогами и водопадами, так вот с одной ее стороны мамка моя убивается и селяне, к ней подбежавшие, никак не решат – что же делать? За мной лезть никто не хочет… А с другой стороны реки бежит человек – вдоль берега бежит, по камням перескакивает, как козел горный, к моей скале приближается да на меня поглядывает… Засмотрелся я на него, да и не заметил, как все затрещало и я вместе с куском скалы рухнул вниз, прямо в реку на пороги…

Ушиб я тогда руку просто всмятку о подводные камни. Боль, вода, вокруг руки кровь облаком, дышать нечем… Испугался я тогда крепко – и до сих пор воды боюсь и плавать не могу… И вдруг чьи-то сильные теплые руки схватили меня и тянут наверх. Алексайос – а это был он – вытащил меня на поверхность и долго боролся с течением, зажав меня под мышкой, как щенка.

В конце концов он вытащил меня на берег. Мать в слезах просто упала перед ним на колени и упрашивала зайти к нам в дом хоть раны промыть – по коленям и лодыжкам алексайоса сквозь порванные штаны текла кровь – видно, ободрал о каменистое дно. На что он ответил: «Река промоет. Парня береги» и прыгнул обратно в воду…

Надо сказать – он меня очень впечатлил. Мать ведь растила нас одна – отца забрали в солдаты, да и с концами… И старшего брата тоже… М-да… Так вот, росли мы с сестрой без отца, и тут этот мужчина – сильный, смелый, с яркими синими глазами – он просто покорил мое сердце. Вот так я с ним и познакомился. Он-то меня, конечно, не помнит – ведь он видел меня мальчиком… Мне вылечили руку, но не до конца. Вот, видите – левая рука не совсем правильно срослась. – Ефим поднял рукав рубашки и показал нам руку – лучевая кость выступала бугром, и вдобавок это место украшал ужасный широкий рубец. Потом он продолжил:

– Но нет худа без добра – из-за руки меня не забрали в солдаты. Как мне говорил наш приходской священник, который лечил руку – открытый перелом, кости наружу… Мне долго все это вправляли, привязывали палочки – но все равно зажило не очень. На момент моего призыва в армию рана была посвежее и рукой я тогда еще толком управлять не приспособился. Так и оставили меня на воле, чему я был очень рад… Мой дядька, мамин брат, взялся учить меня стрельбе из лука и я тренировался дни напролет… Я ведь хотел стать таким же сильным и ловким, как алексайос…