Сергей Мусиенко - Любовный треугольник

И сейчас, услышав «тоже хорошие» почувствовала, как её настроение подымается, и нежелание ехать в командировку уступает место надежде на знакомство с подружкой сына. Она даже начала что-то напевать, чем вызвала у мужа бурную радость.

– Ну, мать, ты даёшь! Не пойму, чему ты радуешься, то ли предстоящей командировке, то ли наведению порядка в квартире. А может тому, что целую неделю тебе не надо торчать на кухне? – Но, увидев на ресницах жены слёзы, отец замолчал. Он знал, что за сильным характером жены прячется дикая привязанность к сыну. Она всегда чего-то опасалась и, хотя, он за собой наблюдал похожее чувство, разница была в том, что если у него это проявлялось, иногда очень неуместно, то жена прятала страх за ребёнка очень глубоко. Она хотела быть строгой и справедливой, но не добренькой, не «клушей», как снисходительно называла своих подруг.

– Мама, ты чего? – забеспокоился Андрей, почувствовав какую-то возникшую напряжённость. Он подошёл к матери, приобнял её. И заглянул в глаза. Забыв о своих установках. она обняла сына, и громко разревелась. Материнское сердце, как чуткий барометр, било тревогу, она не говорила мужу, что пыталась отказаться от этой поездке, что директор института имел с ней серьёзный разговор, Ирина Владимировна даже хотела написать заявление на увольнение по собственному желанию, но подруги отговорили. И даже эта утренняя уборка, в первую очередь, нужна была как средство успокоения.

– Андрей, давай приготовь нам завтрак, а то мама про свои обязанности уже стала забывать. – и, когда сын ушёл на кухню, заглянул с тревогой в мокрые глаза жены – Что с тобой? Ох, не зря я о тебе беспокоился. У тебя на работе всё в порядке? Всхлипывая, и утирая глаза подолом майки мужа, Ирина Владимировна рассказала ему обо всех своих терзаниях и переживаниях. Призналась, что даже хотела уйти с института.

– И ходить тенью за маленьким ребёнком, да? Быть всегда рядом с ним, в школе, на улице, во время очередного свидания. А ещё считаешь, что у тебя сильный характер. Сама говорила про меня, как про маниакального перестраховщика. Согласен, но даже я иногда могу брать себя в руки. По крайней мере, мыслей об увольнение у меня не было. И ещё, а меня ты в расчет не берёшь? Я не способен уберечь нашего ребёнка?

Ирина Владимировна вытерла рукой глаза, обняла мужа:

– Прости, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло. Я сама себе удивляюсь, ни разу такого не было. Ты прав, а у меня, наверное, «клушин» характер. Не беспокойся, я возьму себя в руки. Но уборку всё-таки закончим.

Здесь Дмитрий Борисович окончательно успокоился, так как только его жена могла после слёз и истерики думать об уборке. Они с удвоенной энергией принялись за уборку и, когда Андрей позвал к столу, почти всё закончили. Сын, чувствуя настроение матери, превзошёл сам себя: приготовил горячие бутерброды, сервировал стол, нарезал ломтиками лимон, и торжественно водрузил посреди стола бутылку вина.

– А это ещё зачем? – удивлённо спросила мама, но отец решительно её оборвал:

– Молодец, сынок. Надо отметить твое успешное первое свидание. А ты, мать, радуйся, что сын так о тебе заботится, ведь он вино достал для тебя, как гарант уверенности в будущем. Да, сын?

– Просто хотелось сделать вам приятное, я думал, что мама расстроилась из-за вчерашнего. – Тут родители наперебой начали его успокаивать, а когда спохватились, то стало ясно, что отец и сын уже опаздывают. Прощание получилось скомканным, на ходу.

Уже в троллейбусе Андрей вспомнил, что так мать и не поцеловал: «Ладно, со школы на работу позвоню и исправлюсь».

Троллейбус ехал до ужаса медленно, скрипя и подолгу стоя на каждой остановке, зато время летело бешеным галопом. Андрей с ужасом подумал, что к дому Алеси не успевает, тем не менее, выскочил на очередной остановке из плетущегося троллейбуса и помчался через подворотни и дворы. Там, прождав минут десять, понял, что она уже в школе и помчался обратно на остановку. Как всегда, согласно Закону Подлости, транспорта вообще никакого не было. В результате он попал в школу к концу первого урока.

Эх, школа-школа… И кто только придумал эти, никому не нужные уроки, придирки учителей и многое другое, что сопутствует «школьным годам».. .

–Школьные годы чудесные,– с иронией напевал Игорь Козубов. Он терпеть не мог школу, своих одноклассников, учителей. Учёба ему давалась с трудом, а если точнее– то он и знания были несовместимыми. Лень, постоянное желание выделяться вели Игоря в, обратном знаниям, направлении. Впрочем, в этом он был не одинок, большинство его одноклассников были такими же. Поэтому его раздражал Андрей, к Алесе он относился со странным чувством любви и ненависти. Почему-то на первом уроке Алеси не было. У Игоря друзей не было, тех, кто возле него постоянно ошивался, он называл по-другому. Иногда он ловил себя на мысли, что Андрей мог бы ему стать лучшим другом, но.... Как любил говорить отец: «Двум медведям в одной берлоге не ужиться». А после дуэли и бессонной ночи размышлений он решил – из них останется один: в классе, городе или вообще в этом мире. Остатки уважения к Андрею сменились лютой ненавистью, замешанной на мстительности. Игорь настолько увлёкся своими размышлениями, что не сразу уловил изменение настроения класса. Все сидели почему-то тихие и взволнованные, а у доски стоял Валерий Николаевич, и выжидающе смотрел.