Юлия Ершова - Валерия. Том 1

– Уходи, – процедив, отворачивается он.

– Не могу. У мене контракт. Мы щас вторую часть залабаем. Начинаем с птицы, – Алле вдруг становится весело. – И представляешь, у меня главная роль.

С первым же аккордом электрогитары иллюминация застывает. Минорный лиловый цвет растягивается по потолку и стенам. Рампа облучает сцену лунным светом, который на драпировке синеет от грусти.

Застонали гитары. Закричала птица.

Внутри у Аллы всё холодеет от волнения, но глаза по-прежнему горят – как же талантлив её сын! Он выпускает птицу, которая кружит над головами зрителей и стонет. В реальность голосом её сына выливается нечто запредельное, божественное. Без спросу по щекам Аллы бегут слёзы, на груди зарёй сияет роза, выбитая шёлком.

«Возмездие», – голосит гитарист, и Аллу пронимает дрожь. И правда, возмездие должно свершиться, она здесь не напрасно. С трудом мать отрывает взгляд от сына и уходит в тень…

Гитары замолкают, но музыка звучит по-прежнему, она разлита в воздухе. Лиловый свет веселеет. Успех громыхает, как артиллерия в День Победы. Кажется, гости забыли о юбиляре. Аплодируя, они сгущаются у сцены. Места за столом пустеют. Бледнеет и сжимает несжимаемые губы супруга виновника сегодняшнего торжества.

– Зачем ты пригласил их петь?! – верещит она у мужа над головой. – Здесь не оперный театр! Музыка должна быть лёгкой. И что? – Её подправленный скальпелем нос словно заостряется. – Что мне делать с этим быдлом? – Она кивает в сторону ликующих у сцены гостей.

– А иди на… – рявкает юбиляр на пылающую гневом супругу. Но слышит ли она совет, сказать трудно. Залакированные локоны уже блестят в толпе у сцены. Возможно, парочка буклей уже отстегнулась и поскрипывает под ногами зрителей, тянущих руки к артистам.

Но козырное место супруги влиятельнейшего в стране человека пустует не более двух минут. Из тени возникает тёмная фигура изящной женщины в платье в пол и проскальзывает к столу. Она устраивается рядом с виновником торжества, который обхватил голову руками и не ликует с гостями, а со сцены слышится новый перебор прославленных струн.

– Баллада посвящена тебе. А ты не аплодируешь? – негодует изящная женщина, раздвигая перемазанные помадой бокалы перед собой.

– Но ты ведь не выступала, – резко возражает юбиляр, поднимая голову. – Где же твоя главная роль?

– Ах, ах! – смеётся изящная женщина. Алым шёлком вышитая роза нежится на её плече. – А вот сейчас и мой выход, драгоценнейший юбиляр!

Она не встаёт – воспаряет над столом. Глаза пылают адским огнём, волосы цвета седой платины зависают в воздухе, отравленном коньяком.

– Что тебе нужно?! – Он подскакивает, на его шее вздуваются жилы.

– Это ведь ты убийца, – произносит она. – Ты-ы убийц-ца, – серебрится её голос. – Ты убил её. Ты…

Его глаза расширяются до размеров Вселенной. Его глаза пожирают собственные зрачки, но карательница не унимается. Кажется, её услаждает раздавленное могущество влиятельного человека. «Ты, ты… ты», – отражается от стен.

– Какой же ты мелкий, жалкий… – с облегчением вздыхает она, усаживаясь за стол. Он падает на своё кресло. – Ну вот, мой дебют успешнее, чем ожидалось. Засим и раскланиваюсь. – Карающая женщина встала, и зимний холод объял поверженного в этом словесном бою, казалось бы, столь влиятельного человека. – Да, ещё кое-что, так, постскриптум, чтобы не было повода для новых встреч, – сказала она, заряжая последний патрон. – Тогда… ты убил ещё одного человека. Маленького человечка, своего ребёнка.

Алла, по родному отцу Геннадьевна, шла не чуя ног. Каблуки ли, балетки ли, даже ролики – не имеет значения для женщины, выполнившей миссию. Ей даже казалось, что волосы стоят над головой, будто она погружается на дно моря. Лесной воздух дарит ей глубокий долгожданный вздох. «Счастье – это когда легко», – уверяет себя она и поднимает руки к зияющему лоскутку неба, откуда стекает ночь.

Шорох около тёмной, как ночь, машины останавливает её.

– Как они поют. Как поют! Я наслаждалась. Так близко и так мило сердцу, – говорит молодым голосом женщина с длинными волосами, и Алла тает от умиления. Рядом с женщиной двое или трое. Алла, затаившись в укрытии террасы, щурится: статные мужчины, высокие. Один из них, на вид юноша, хмыкает:

– Поэтому мы должны были три часа терпеть твою мачеху. О боги! Какие счастливые Егор и Димка! Я один за всех отдувался!

– И правда, зая, лучше бы я в прятки с детьми поиграл. Столько времени убили, – произносит второй и лезет в карман.