Сергей Бокшанский - Эталон

– Ирка? – спрашивает Тёма.

Вот и начинается очередной сто первый период – забирай свои игрушки и не писай в мой горшок. Теперь можно смело пить и не оглядываться. Я мрачно смотрю на сломанную верхушку хлипкой осины. За ней бесконечная глубина блёклого от жары неба.

– Угу…

– Брось ты её нахрен, тупую сучку, – предлагает Волчок. – И начинай опять жрать синтетическое пюре с тушёнкой.

Ближний к нему кулак пару раз непроизвольно сжимается.

– А что, несъедобное разве? – интересуюсь я.

После мухоморов меня ничем не испугать. Волчок разливает остатки водки.

– Я только курицу и бульон… Потому что зубов нет. Борщ ещё хорошо. С протёртым мясом. Яйца, молоко, творог…

Мне принципиально хочется его оскорбить, и я перебиваю:

– Ещё селёдку можешь обсасывать. Тоже хорошо от костей отделяется. Кильку можно сразу глотать. Потом водки наверх. Водку жевать не надо. А ты, как фашист упёрся. Яйко, курка, млеко.

– Ну чего ты брешешь? Курица из всего – самая вкусная.

– От курицы стояк?

Я своего добился. Он морщится всем лицом и умолкает. Затем вливает в рот содержимое стаканчика и отворачивается. Тут я, конечно, палку перегнул, но мне всё равно. Никакие коллеги и собутыльники не имеют морального права называть мою даму сердца тупой сучкой. Даже я в пьяном виде себе такого не позволяю.

– Пойдём? – спрашивает Тёма.

Я поднимаюсь. Волчок держит руки в карманах. Живот свисает над ремнём брезентовых штанов. Мне кажется, что руки у него в карманах поддерживают бесполезные яйца.

– Ну, пойдём.

Я вижу, как формируется за его морщинами мысль. Он думает, что сволочь, которая может в любой момент трахнуть кого угодно, могла бы и придержать язык за зубами. Он считает, я не должен насмехаться над людьми, у которых с этим проблемы.

– Гондон ты, – хмуро сообщает он.

– А то, – я ухмыляюсь. – Взаимно.

Он протягивает мне открытую ладонь. Я хлопаю по ней сверху. Москаль тянет свою руку и искренне смеётся:

– Ну, чего вам неймётся, а? Старые вы пни.

У него белозубая улыбка от уха до уха. Судя по ширине улыбки у него со своей подругой всё схвачено и на мази. Я и в страшном сне представить бы не смог, что через неделю он запрётся в гараже и наглотается таблеток…

Маршрутное такси везёт меня и рыжего Сашку Хлусевича домой. В салоне заняты все места. Напротив молодая симпатичная блондинка. У неё ярко-красный педикюр, хорошие ноги и слишком короткая для них юбка. Я упорно не отвожу взгляд от её коленей. Она сидит, будто прибитая гвоздями к креслу: прямая спина, взгляд исподлобья, тонкие пальцы намертво вцепились в складки юбки. Девушка не сдвигается с места даже на крутых поворотах, на щеках пятна яростного возмущения. Если она пошевелится, то покажет мне своё нижнее бельё. Она по какой-то причине этого стыдится, а меня разбирает любопытство. Мне действительно интересно угадать цвет. Я ставлю на чёрное. Белое – возьму одну бутылку вместо двух. А если красное, или, не дай Бог, трансвестит? Меня передёргивает.

Блондинка накалена до предела. Тронь – обожжёшь палец. Мы проехали четыре остановки. Я смотрю на женские ноги, не отрываясь. После пятой остановки она не выдерживает, толкает плечом огромного парня рядом с собой и показывает подбородком на меня.

Он косится на её колени. Потом переводит подозрительный взгляд на меня, начинает багроветь шеей. Маршрутка подпрыгивает на лежачем полицейском. Девушка демонстрирует мне все скрытые подробности и запоздало ахает, лязгнув зубами. Бельё чёрное и прозрачнее некуда. Классика. Настоящая барышня. Отыграл бутылку в рулетку. Я хмыкаю. Она принимает этот звук на свой счёт. Лицо у неё в цвет лака на ногтях.

Парень набычился и сжимает кулаки. По скулам перекатываются желваки. Он очень хочет свернуть мне шею, но пока не решается сделать это прямо сейчас. Спутник блондинки гораздо крупнее меня и раза в два шире своей подруги. Он недобро щурится и цедит сквозь зубы что-то оскорбительное. Я смотрю чуть правее пылающего девичьего уха.

– Простите? Вы ко мне обращаетесь?

Я не поворачиваю к нему голову. Он начинает играть бицепсами. Слюна почти долетает до моего лица.

– Ты куда смотришь?!

– На водителя, – я виновато моргаю. – Косоглазие. Не обращайте внимания.

Он открывает и закрывает рот. Затем хлопает глазами. Потом сдувается. Блондинка фыркает и отпускает юбку. Ладонь ныряет под локоть здоровяку. Она бросает на меня презрительный взгляд и больше не сжимает колени. Смотри не хочу. Мне уже не интересно. Рулетка остановилась: литр белой, два вина. Это тоже классика.