Саша Лонго - Barrida на тонком льду

До квартала они решили добраться, неспешно гуляя, благо что гостиница находилась в полутора километрах от него. От пестроты и неожиданного сочетания цветов в глазах рябило.

– Ну, как тебе? – спросил Вадим через пять минут их дефиле по Каминито – небольшому местечку и одноименной самой короткой улице, которую они когда-либо видели.

Это был любимый его вопрос на все времена. Поскольку во всем, что касалось эстетики, красоты, интереса, в данный конкретный момент он опирался на мнение жены, настолько рядом с ней казался себе неважен. Казался и теперь, по привычке. Вот и сейчас вопрос включал в себя попытку выяснить степень ее заинтересованности.

– Рябит, – она звучало молодо и смешливо.

Вадим любил ее смешливость, которая, как камертон, настраивала его, словно тончайший инструмент, на один с ней лад.

А вокруг действительно сочеталось несочетаемое. Дома, сотворенные из дерева и обшитые рифленым корабельным железом, были раскрашены в разные цвета, которые смотрелись как заплаты – ярко, весело и неуместно. Желтые, оранжевые, бирюзовые, голубые, салатовые – они выразительно и выпукло демонстрировали общий уровень жизни. Невысокий, право слово. Кира вспоминала, что успела прочитать о районе в путеводителе, пока Вадим, похрапывая, спал в самолете, неудобно повернув голову и открыв рот. Когда-то эти дома строили для себя моряки. И красили их той краской, которая оставалась от ремонта судов. Поэтому аляповатость и веселье – простое, от земли (несмотря на то, что люди морские), – сквозили во всем. Всем домам в этом районе было свыше ста лет. Жилых осталось немного, в основном они были приспособлены под сувенирные лавки и харчевни, перед которыми танцуют танго одиночные пары, зазывая туристов вкусить обед после прогулки…

Кира была разочарована. Ведь в путеводителе этот квартал был описан как один из самых творческих, пропитанных искусством, в котором художники выставляют свои картины, создающиеся прямо здесь, тангерос исполняют танго, музыканты играют очень разную музыку. Все это вызывало ассоциацию с парижским Монмартром – с его белоснежной, похожей на торт из безе базиликой Сакре-Кёр, маленькой уютной площадью Театр, оккупированной местными Пикассо и Модильяни, музеем Сальвадора Дали, клочком земли со знаменитыми парижскими виноградниками в конце улицы Соль, бюстом трагической Далиды на одноименной площади, кабаре «Проворный кролик», скульптурой Марселя Эме, проходящей сквозь стены. Там тоже приходилось держать ухо востро и не особо впадать в транс перед шаржами, натюрмортами и портретами местных художников, карманники не медитировали вместе с тобой, а караулили самых зазевавшихся. Откуда у нее сложилось впечатление, что аргентинцы – это итальянцы, говорящие на испанском, но думающие и гордящиеся собой, как французы?

Пока ее внимание привлекла только большая фигура папы римского Франциска из папье-маше на пряничном балкончике центрального углового здания Каминито, рассекающего местечко углом, словно корабль толщу воды. Судя по сувенирным фигуркам папы, которые она видела повсюду, аргентинцы страшно гордятся тем, что пустили корни в Ватикане. Куклы еще нескольких звезд, ставших национальными героями Аргентины, красовались на кобальтово-желтом балконе одного из зданий Каминито: Марадона, Эва Перон, Карлос Гардель. А вот уже они наткнулись на Месси посреди улицы, веселившего туристов улыбкой во весь свой гипертрофированный шаржевый рот. Ее вновь удивили матрешки – такие русские и в то же время чужеродные, совсем не похожие на те, которые она видела в Москве. Где они произведены? Понятно… Ну, конечно, в Китае. Немудрено, что выглядели ряжеными, – в них не было русской души. Продавец, увидев, что она заинтересованно крутит в руке матрешку, начал что-то экспрессивно рассказывать на своем языке. И, расслышав теплое слово «мам у шка», которое он произнес несколько раз в течение минутного страстного спича, Кира перешла на знакомый английский. Но это было уже не так интересно, и она поспешила положить матрешку обратно на прилавок и, зацепившись за руку Вадима, двинулась дальше. Довольно скоро Кира устала от Ля-Боки – ненастоящей, прилизанной, наспех приглаженной для туристов. Здесь больше всего раздражали две вещи. Тангерос, которые в эффектных танго-позах фотографировались с туристами, опошляя ее мечту. И деревья, оплетенные связанным крючком разноцветным шерстяным кружевом, отчего возникало ощущение, будто им жарко. Витиеватый рисунок кружев до оскомины напоминал связанные пряжей «канарис» салфетки родом из ее детства, которые неизменно украшали комоды, полочки и другие поверхности жилища.