Никита Лаптев - Перекрёсток внутри меня

Комната обставлена в совершенно минималистичном стиле, из предметов здесь есть только маленькая тумбочка, кровать, стул и крючок на стене для куртки. Я снимаю верхнюю одежду и ложусь на кровать, сетка жалобно скрипит под весом моего тела. Сквозь занавески пробиваются тусклые лучи рассвета, я смотрю, как блики света переливаются на старом истёртом линолеуме, а в воздухе летают крупицы пыли. Наконец, я чувствую, как веки слипаются. Ощущение времени в этом месте теряется, быть может прошло всего пара часов, а может и несколько дней. Неважно, в этом месте я теперь останусь навсегда, до окончания времён.

Водитель говорит, что мы приехали и моё забвение заканчивается. На самом деле я сказал ему адрес, и он привёз меня в определённую точку, как и всегда. Я расплачиваюсь за поездку, выхожу из машины и иду домой. Впрочем, это место сложно назвать моим домом. Эта квартира ещё одно пристанище, в котором я забываю о прошлом, которого мне не дано изменить. В неё я попал по странному стечению обстоятельств и по своему выбору, хотя ранее и представить себе такого не мог. Но многое изменилось с тех пор, когда я думал, что всё держу под контролем. Случайное освещение предметов в комнате, когда-то любимый запах, навеявший смутные воспоминания, строка забытого стихотворения, которое снова встретилось в книге, – вот от каких мелочей зависит течение нашей жизни. Из-за случайно данного когда-то обещания я оказался в месте далёком от привычной жизни и теперь вовсе не жалею об этом. Оно меня спасло. И его обитательница меня спасла.

В такие вечера я всегда находил её на одном и том же месте. Я захожу в тёмную прихожую, включаю свет и снимаю ботинки. Никуда не торопясь, складываю ключи и кошелёк на тумбочку и бросаю взгляд на зеркало напротив. Круги под глазами становятся всё больше, сказывается отсутствие сна. Оттуда на меня смотрит человек, которому я с утра давал обещание продержаться. Прожить ещё один день, и это слово я вновь сдержал. Дорогу осилит только идущий, тот, кто продолжает делать шаги. Старая формула работает как часы, поэтому я продолжаю двигаться.

В квартире царила тишина, как будто все обитатели ушли. И всё же я жил тут не один и знал привычный распорядок хозяйки, а потому был уверен, где её найду. После работы и ужина она всегда, погасив свет, садилась перед включенным телевизором и молча, с одним и тем же выражением лица смотрела на героев сериалов, фильмов или новостей. Звук был настолько тихим, что казалось, будто бы телевещание работает у соседей за стеной. Волосы сзади на её макушке были небрежно перехвачены заколкой-крабиком, отчего большая их часть свисала справа, а остальное торчало небольшими прядями слева. Мне это зрелище почему-то напоминало грядку с морковью, где зелёная ботва разного размера топорщится в разные стороны. Когда я сказал про свою ассоциацию с морковной грядкой, то она лишь пожала плечами и сказала: «По крайней мере, морковь, как и эта прическа, не лезет в глаза».

Чаще всего она смотрела совершенно глупые и бессмысленные, на мой взгляд, сериалы с плохой актерской игрой или избитыми сюжетами. Я как-то поинтересовался, почему именно эти мыльные оперы, и услышал: «Там одни и те же лица, это не так отвлекает». Такие простые и вместе с тем загадочные ответы были для меня в новинку, но постепенно я привык и мне даже нравилось.

Глядя на её молчаливое, спокойное лицо, освещенное лишь бликами работающего телеэкрана, мне казалось, что именно вот в такие моменты она дальше всего уходит к своему Перекрёстку, о котором однажды рассказала мне. Тому самому, что помогал ей всегда находить именно тот ответ, который мне хотелось услышать, не нуждаясь перед его произнесением в расспросах и уточнениях. Словно она знала мою душу до мельчайших подробностей. В руках у неё была кружка с горячим чаем, из которой она периодически делала небольшие глотки, не отрывая взгляда от экрана. Наверное, если исподтишка заменить чай на кофе, то она бы и не заметила разницы. Её сознание было далеко от меня и всего мира в эти моменты. Не было ни тени эмоций или жизни на её лице. Где-то я слышал, что чем меньше человек хмурится и улыбается, тем меньше у него появляется морщин. В таком случае её лик останется гладким и прекрасным навсегда. Как будто она и вправду умерла в шестнадцать лет, оставшись лишь воспоминанием, крепко отпечатавшимся на фотографиях и в моём сердце.

Я садился рядом и отдыхал после работы, смотрел телевизор вместе с ней, размышлял о прожитом дне. Потом ужинал и принимал душ. После этого наливал себе чай или виски на два пальца и продолжал сидеть рядом, пока сонливость не начинала брать своё. Её глаза по-прежнему были открыты, дыхание оставалось мерным и спокойным, но она уже спала. Это было видно по расслабленным пальцам, более не сжимающим кружку, стоящую на подлокотнике дивана. Я закрывал её глаза и недолго любовался безмятежным лицом, освещенным лишь бликами телевизора, затем осторожно забирал кружку на кухню, выключал телевизор и уходил спать. Она обычно просыпалась посреди ночи и ложилась рядом со мной. Иногда я это чувствовал, иногда уже спал. Мы редко общались по вечерам.