Доктор Нонна: Мама, мамочка!

– А ну-ка, девочки, приберитесь, давайте, давайте, не спать, сейчас обход начнется! Что вы тут всего накидали? – худенькая, вызывающе ярко накрашенная медсестра Даша врубила в еще спящей палате свет.

Пациентки в ответ заворочались, кто-то застонал тихонько. Они обычно засыпали только под утро, и то с трудом, но ведь это, честное слово, не Даша придумала поднимать их в такую рань. Узкие каблучки звонко зацокали дальше по коридору онкологического центра им. Блохина. Абсолютно, или, как еще уклончиво выражаются осторожные медики, практически здоровая Даша чувствовала себя в гинекологическом отделении, переполненном несчастными, бесцветными женщинами, не в своей тарелке и вела себя, увы, тоже не лучшим образом. Ежедневные операции, агрессивные методы лечения… На слух, и то ужас пробирает до костей, а надо быть рядом, внушать надежду безнадежным, поддерживать слабых, не подавать вида, как все это страшно. Страшно, потому что слишком часто одни серые лица сменяются другими. Потому что кругом запах смерти. «Каширка» и есть, в сущности, один этот запах, хоть ее оптимистически и называют центром борьбы за жизнь…

Мест не хватает. Пациенты прибывают ежедневно, со всей России. С единственной мольбой: ждать нельзя, спасите, пока не поздно! Время, их личное, родное, единственное, утекает сквозь пальцы, секунда за секундой. Они в испуге молят о помощи, предлагают последнее за койку, наркоз, анализы. Борьба за жизнь начинается не в операционной.

Второй год двадцатилетняя Даша ходит по этому коридору. Видит, слышит, нюхает смерть и страх. Что, если они заразны? Что, если и она когда-нибудь вот так же?.. И когда наступит это «когда-нибудь»? Скоро? Или позже? Может, уже наступило, а она просто не знает? И за что вообще человеку, тем более женщине, такие муки? Неужто за первородный грех?..

Она ходила в церковь, молилась, просила совета у батюшки, но тот, выслушав, сказал:

– Много мудрствуешь, не для того голова.

А для чего?

На этот вопрос батюшка не ответил. Велел самой думать. У него тоже очередь.

С тех пор Даша красится ярко, одевается не по-больничному, цокает по отделению неудобными каблуками, сбивая ноги. Защищается кричащими атрибутами сиюминутного бытия от пугающей вечности. Ее поругивают в ординаторской. Ворчат за спиной усталые пациентки. Таков, однако, ее ответ, личный, выстраданный, ее собственная борьба за жизнь.

«Уволюсь, к чертовой матери! – утешает она себя, приступая к обычной суровой работе. – Вот только Коля вернется, и тут же уволюсь!»

Так она говорит себе чуть ли не каждый день, но брат Коля, счастливчик Коля, при родительском разводе волею случая доставшийся отцу, тогда тоже нищему, а теперь совсем наоборот, вот уж три года в Америке, и, хоть обещал, вернувшись, помогать, одному богу ведомо, соберется ли вообще домой. Это ей, Даше, всю жизнь горбатиться за гроши, избавляя одинокую, стареющую, желчную мать от окончательной нищеты, а у Коли – призвание . Он программирует компьютерные игры для самых новых игровых автоматов, где человек, надев наушники и очки, полностью погружается в дорогостоящую виртуальную реальность, которая, по сути, ничем не лучше Дашиной, совершенно бесплатной. Такая же кровавая и безысходная, с неизменным «game over» после всех перипетий.

«Коленька, мама в последнее время очень болеет, у нее то голова кружится, то в ушах звенит от высокого давления. Врачи рекомендуют капельницы, я бы их могла сама ей делать, но нужен препарат, немецкий, а на него деньги. Ты, может, скажешь папе, чтобы помог, а то я все никак не дозвонюсь, телефон, наверное, изменился…»

С детства приученная гордой матерью ни у кого не одалживаться, и в первую очередь у отца, Даша еле заставила себя написать брату в электронную почту просительные слова. Отец, однако, сразу откликнулся, примчался чуть не в тот же день, денег привез вот прямо сюда, в больницу, и даже спрашивал, как еще облегчить им существование .

Жизнью он это, видимо, назвать постеснялся.

– Я вообще не представляю, как вы существуете! Цены растут, у нас с Лидушей не на все хватает, хоть мы, прямо скажем, неплохо устроены, – он заговорщически подмигнул дочке, – а на зарплату медсестры небось совсем не разгуляешься, тем более вдвоем?