Кэрол Мэттьюс - Повернута на тебе

– Конечно, можем. А какого черта ты там делаешь?

– Сбегаю с отвратительного свидания, – объясняю я.

– У меня было несколько таких, – говорит танцовщица, которую я приняла за главную. – Очень хорошо понимаю, каково тебе. Но ты же не хочешь сломать себе шею? Бросай сюда туфли.

Я послушно бросаю туфли, которые были у меня в руке, и она их ловит.

– Отлично. Теперь спускайся, мы тебя держим, лапуля.

С сильно бьющимся сердцем я перелезаю через край. Кирпичная стена царапает колени, и я чувствую, как уверенные руки танцовщиц хватают меня и удерживают в воздухе. Они все семенят то в одну сторону, то в другую, и у меня в уме возникает причудливая картина диско-версии «Лебединого озера». Через несколько секунд они, как и обещали, аккуратно опускают меня на землю.

– Спасибо, – говорю я. – Огромное вам спасибо.

– Всегда рады помочь, лапуля. – Я думаю, это невеста, потому что у нее на голове розовая диадема и короткая вуаль. – Рановато идти домой. Пошли с нами. – Она раскрывает руки, и у меня возникает ощущение, что я попала в объятия осьминога, пусть и очень пьяного.

Глядя на свою разорванную одежду, я понимаю, что это платье отныне будет связано только с плохими воспоминаниями.

– Не думаю, что я одета, как подобает. – Сейчас мне хочется только чашку чая и горячую ванну. – Но я бы очень хотела, чтобы вы выпили за меня. – Я открываю сумочку.

– Да нет, не надо. Мы всегда рады помочь сестричке, попавшей в беду.

– Пожалуйста, ну, пожалуйста. – Из сумочки я достаю двадцатифунтовую банкноту. – Позвольте угостить вас парой бутылок.

Танцовщица-невеста опять обнимает меня.

– Надеюсь, что вы будете очень счастливы вместе.

– Обязательно будем, – отвечает она и, расслабленная алкоголем, плачет от охвативших ее чувств. – Мы же любим друг друга. Мы чертовски сильно любим друг друга, не так ли, Кайли?

– Любим, – соглашается девушка с прической номер один [14], и они тают в объятиях друг друга.

О. Ну ладно.

– Мы чертовски сильно любим друг друга, – повторяют они хором.

– Желаю вам всего счастья в мире, – говорю я, и у меня перехватывает дыхание.

По крайней мере, этим дамам удалось найти свои родственные души, думаю я. И прежде чем мой партнер сообразит, что меня нет слишком долго, я крадучись скрываюсь в ночи.

Когда я подъезжаю к «Маленькому Коттеджу», в доме Майка еще горит свет. Что мне делать? Постучаться к нему, узнать, не сможет ли он налить мне чашку чаю и посочувствовать? Возможно, я даже могла бы посмеяться над тем, что случилось, и счесть этот отвратительный вечер уморительно забавным, если бы только поделилась с кем-нибудь своей печальной историей.

Сейчас не слишком поздно, самое начало одиннадцатого. Я ступаю на дорожку Майка и вижу, что свет в гостиной гаснет, а через несколько секунд зажигается в спальне. Кажется, мой сосед хочет лечь пораньше. Разумный мужчина. Я должна сделать то же самое. И в одиночестве лечить свое раненое сердце.

Я поворачиваюсь, устало тащусь в свой коттедж и отпираю дверь. При звуке ключа в замке Арчи спускается по лестнице, горько жалуясь на то, что его оставили в одиночестве. Он трется о мои ноги, выражая свою любовь. Я беру его на руки, чтобы обнять и приласкать, прежде чем он приступит к своему любимому рыбному лакомству. Я подозреваю, что оно действует на него как наркотик, поскольку он сразу впадает в экстаз, не замечая ничего вокруг. О, если бы я могла найти еду, которая действовала бы на меня таким же образом…

У меня есть чай и тосты. Уже ясно, что обещанный ужин не состоялся и, похоже, не состоится никогда. В мире для меня нет и, наверное, никогда не будет никакого «романтического дерьма». Потом я иду отмокать в горячей ванне, налив в нее свою любимую пену с ароматом жасмина и жимолости, чтобы успокоить ум и тело, а заодно избавить ноздри от застрявшего в них невыносимого запаха – да будет проклят лосьон Льюиса Морана, которым он воспользовался после бритья! Арчи с надеждой сидит на полу рядом с ванной. Моему коту очень нравится ароматная пена, поэтому я протягиваю ему ладонь, и он совершенно счастлив. Если же он считает, что его желание выполняют недостаточно быстро, то наступают болезненные последствия.

– Почему я вожусь с тобой? – спрашиваю я у него. – Ты же, неблагодарный, только используешь меня, а я люблю тебя безоговорочно!

Он отвечает на мой вопрос серией недовольных мяуканий, и я опять начинаю размышлять, кто же мог с ним так ужасно обращаться, что это оставило шрамы на его крошечном кошачьем сердечке.