Джессика Клер: Последний удар

Он устремляет на меня долгий взгляд, и я волнуюсь, что он сможет заглянуть сквозь меня в мои планы.

— Хорошо, — говорит он вечность спустя. Затем проверяет часы. — Сейчас восемь тридцать. Ты вернёшься к половине одиннадцатого?

Не так уж много времени, чтобы зайти в продуктовый, на почту и в библиотеку. Я хмурюсь.

— Могу ли я вернуться в одиннадцать?

Его глаза сужаются.

— Ты можешь вернуться в десять тридцать, Дэйзи. Ты пойдёшь только в эти три места и никуда больше. Это не безопасно. Ты поняла меня?

— Да, сэр, — я выключаю компьютер, закрываю стол и возвращаю ему ключи.

Он хватает меня за руку и хмурится.

— Дэйзи, посмотри на меня.

О, нет. Я заставляю себя поднять на него виноватые глаза. Он наверняка уже знает, что я собираюсь сделать. Даже при том, что я была достаточно осторожна, он всё понял.

— Ты накрасилась?

И это всё?

— Нет, отец.

Он с упреком даёт мне пощёчину.

Мы оба в шоке смотрим друг на друга. Он никогда не бил меня до этого. Никогда.

Мой отец оправляется быстрее меня.

— Нет, сэр , — говорит он, поправляя меня. Я так долго смотрю на него, что мои глаза высыхают, и мне нужно моргнуть. Обида обжигает меня изнутри, и в течение долгого времени мне интересно, что бы сделал отец, если бы я ударила его в ответ. Или если бы я прошагала в подвал и сделала несколько выстрелов в противоударную стену из телефонных книг в его импровизированном (и вероятно, незаконном) тире.

Но я не могу так думать. Не сейчас. Я ещё не достаточно сильна. Поэтому просто проглатываю свой гнев.

— Нет, сэр , — повторяю я. Называть его «сэр» — это новое правило. Сейчас, когда мне 21, мне не позволено больше называть его «отец». Только «сэр». Моё сердце разрывается оттого, как же сильно он изменился — с каждым годом его тирания становится всё сильнее, и если я останусь здесь, он растопчет меня.

Он обхватывает моё лицо руками и разглядывает его, но я знаю, что сейчас слишком темно, чтобы он смог хорошо меня рассмотреть. Обида гнойными пузырями обжигает мой живот, но я терплю это. Это продлится недолго. После сегодняшнего дня мне не придётся больше общаться с ним снова.

Через секунду он облизывает палец и протирает им мою покрасневшую щёку, изучая его на свету. Косметики нет. Он издаёт хмыкающий звук.

— Хорошо. Ты можешь идти.

— Благодарю вас, сэр, — отвечаю я. Затем беру протянутый мне список вместе с деньгами и спешу к выходу.

На двери шесть замков и четыре засова. Моим дрожащим пальцам требуется некоторое время, чтобы отпереть их. И вот я получаю возможность выйти наружу.

Я выхожу.

И никогда больше не войду в этот дом снова.

Я тщательно закрываю дверь и жду. Моих ушей достигают звуки закрывающейся двери и запирания всех засовов. Хорошо. На мгновение я останавливаюсь на веранде и оглядываю двор. Наш маленький дом с покосившимся забором и сломанной калиткой, которую мы так и не починили. Трава по колено, потому что отец разрешает мне косить её только один раз в месяц. Наш дом окружают акры сельскохозяйственных угодий, которые мы отдали соседним фермам. Сами мы ничего не выращиваем, ведь это подразумевает нахождение снаружи.

И Миллерсы никогда не выходят на улицу, только это не помогло. Я знаю, что когда мне было восемь, отец видел убийство моей матери в магазине во время покупок. Я была слишком маленькой, чтобы хорошо её помнить, только улыбку, счастливое лицо, тёплые каштановые волосы и тёплые глаза, которые в один день исчезли. И я знаю, что отец сообщил об убийце в полицию, но тот оказался несовершеннолетним. Стечение обстоятельств, случайная стрельба в магазине, а моя мать стала её жертвой. Два года спустя убийцу выпустили, и в суде он сказал, что сделал это ради моего отца, чтобы испортить ему жизнь.

Я думаю, это была просто бравада, ничего кроме бахвальства маленького мальчика, полного ярости. Но мой отец воспринял это слишком близко к сердцу. Он отказался покидать дом, убедив себя, что только там он в безопасности.

Я не могу ненавидеть его за это. Хочу, но не могу. Я знаю, на что походит жизнь, каждый день которой проводишь в страхе.

Я иду вниз по дороге, практически бегом пускаясь к автобусной остановке, так у меня будет больше времени, чтобы всё успеть. Автобус прибывает пару минут спустя, и я отправляюсь в местный продуктовый магазин. Беру тележку так просто, как будто это обычный день. И осторожно выбираю продукты из списка. Когда я подхожу к кассе, кассир хмурится. Он узнаёт моё лицо. В этом магазине все меня ненавидят, но мне плевать.