Андрей Ливадный: Ответный удар [= Последний из бессмертных]

Медленный танец теней наполнял помещение.

Под сводами величественного зала на фоне имитации клубящихся облаков лазерные лучи чертили бледные, обладающие объемом, но все же призрачные фигуры людей и машин.

Девушки, скользившие в грациозных движениях танца, то исчезали, то появлялись вновь под стать тем эфемерным фигурам, что медленно брели по заросшей мхом древней дороге.

Музыка звучала грозно и величественно, но в ее глухие раскаты резкими нотами врывались пронзительные звуки, заставляющие сжиматься сердца.

Страх и надежда.

Страх и надежда…

Два слова, из которых складывалась жизнь.

Флора стояла у стены и смотрела, то на танец подруг-теней, то на исторически достоверные картины, появляющиеся под сводами.

Обычно сцены из прошлого, просмотренные уже сотни раз, переставали вызывать ответные чувства, но сегодня что-то случилось в душе, и она вновь, как в детстве сопереживала им, — призракам, многие из которых еще живы.

Вот под сводами зала проявился фрагмент чернильной бездны, брызнули яркими, немигающими точками россыпи звезд, и, затмевая узор созвездий, вдруг появилась громада космического корабля: сфера, скупо обозначенная навигационными огнями, с шестью утолщениями, обнимающими ее как руки, и хорошо читаемой надписью на борту:

Земля. Колониальный транспорт «Надежда».

Щемило сердце, и Флора не понимала — почему.

Вроде все как обычно, и не девочка уже давно, чтобы в тысячный раз сопереживать лазерному шоу, но что-то все же происходило, вот только понять, что именно — не получалось, она лишь чувствовала, как звездная бездна вновь приобретает осмысленное значение, превращаясь в путь…

Но кто же мог придти оттуда, из коварного пространства, таящего лишь холод и смерть?

Никто из присутствующих в зале уже очень давно не питал иллюзий относительно далекой, почти позабытой, недостижимой прародины, — Земля осталась там, за чужими узорами созвездий и более не давала о себе знать.

Что же со мной сегодня?

Еще не хватало расплакаться, увидев иные картины, — их обязательно нарисуют лазеры, после того, как объятый пламенем посадочных двигателей колониальный транспорт «Надежда» коснется опорами новой родины, которую выжившие назовут — Рок.

Нет, не могу.

Не хотелось, чтобы кто-то из эмгланов (а их полно в зале) почувствовал ее состояние.

Лучше выйду, прогуляюсь по свежему воздуху. Розы в самом цвету — любимое время года, не время для тоски.

— Уже уходишь? — Настиг ее знакомый, чуть насмешливый голос.

Она обернулась уже на пороге зала.

Танец теней завершился, под сводами звучали последние величественные аккорды, а к ней, рассекая толпу, шел метаморф.

— Привет Райбен. — Флора все же заставила себя улыбнуться — мило и беспечно.

— Прекрасно владеешь собой. Мне казалось минуту назад, что ты готова расплакаться.

— Верно. А как у тебя на душе?

Райбен задумался.

— Как ты считаешь, Шодан, у метаморфов есть душа?

— Ты неисправим. — Упрекнула Флора. — Душа есть у каждого.

— Только у некоторых она замерзла, как заготовленная впрок рыба. — Фыркнул Райбен и предложил Флоре руку. — Пойдем, прогуляемся. Мне тоже почему-то душно сегодня.

Они вышли под настоящие звезды, не такие яркие, картинные, чуть помаргивающие на небосводе.

— Как ты думаешь, мы можем ощущать что-то вне Рока?

— Вне? Это как?

— Ну, там, в космосе?

— Не понимаю тебя, — нахмурился Райбен. — Космос холоден и далек, в нем нет жизни, значит, нечего и ощущать, верно? Впрочем, спроси у эмгланов они, наверное, лучше растолкуют тебе границы возможного восприятия.

— Мне почему-то кажется сегодня, что космос на самом деле не так пуст и враждебен, как принято считать.

— Ну, даже если и так? Нам то что?

— Мне кажется, что-то грядет, — загадочно произнесла Флора. — И от предчувствий нет покоя.

— Ты просто сегодня не в духе. А может, ты влюбилась? — Райбен изобразил на лице участливое беспокойство. — Ну, скажи, кто твой избранник?

— Прекрати смеяться надо мной. — Флора внезапно помрачнела. — У меня такое чувство, как будто там, в бездне, погибает человек. А я… Я ничего не могу поделать…

— Ты просто хандришь. Слушай, а давай поедем кататься? Наперегонки. По городу!

— С ума сошел? Час сервов вот-вот наступит.

— Ну и что? Подумаешь — сервы. Мы же, в конце концов, оперативники. Можно хоть раз использовать служебное положение в личных целях?