Александра Нюренберг - Глобус Билла. Четвёртая книга. Дракон

Билл задрал голову. Нечто выросло в небе – взбесившееся облако, решившее жить разумной жизнью или морское животное, плавная лента для волос, покинувшая чьи-то мысли.

Небесное неопознанное тело росло… Чёрт побери, это… Это!.. Да не мо…

Но не призывай чертей.

Конь повёл себя на удивление достойно. В панику он не впал, а гордо подняв химерический лик, в развевающемся дыме гривы смотрел в небо.

Дракон тоже взглянул, а потом решив, что это-то и есть подходящая минута, вернулся к новому знакомству. Новые персонажи жизни занимали его сильнее обрушающихся потолочных балок. В небе для него всё прочитано.

В том, что двухголовый неправильный дракон значится на втором плане, он не сомневался и собирался всё расставить по местам. Кого-то он этой самоуверенностью напоминал.

Ну, конечно – дядю.

Билл, краем глаза приметив краткий путь среди холмов позади, соскочил с коня, пихнул плечом в бок. Мог бы так стену приласкать. Упёрся ладонями в коня, вспоминая, как двигать упрямые диваны. Конь яростно и обидчиво заржал, устроил из себя новогоднюю свечку и, крепко впечатав передние копыта в землю, нечаянно и основательно приложил Билла.

То, что в его храбрости усомнились, оскорбило аристократа.

Штука валилась прямо на площадку. Билл, упавший на колено и кулак, вскочил и закричал на коня.

Тут же с криком Билла неопознанный предмет рухнул.

Билл, отвлёкшись в процессе отступления, не поверил – извините, но это так – глазам, вот этим карим, глуповатым. Стежки толстенного, в бедро толщиной, каната, полопались и торчали. Целостность утратилась, краски поблёкли, но узнать можно.

– Спрут, милый! – Воскликнул Билл. – Как же ты… ну, здравствуй.

Рухнул флаг государства Нибиру, рухнул с размаху, не сгорев в атмосфере, и дракон, задрав слишком поздно башку, ничего, вежливо выражаясь, не понял, хоть был не глупее Билла. Ткань трёх цветов скомкалась и распялилась на драконьем хребте, показывая сумасшедший символ чего-то там.

Конь, не испугавшийся, от изумления прянул и поскакал. Он счёл исчезновение противника с поля боя доказательством нечестной игры.

Билл с облегчением заметил, как он скачет прочь и изредка останавливается, оглядываясь.

Билл подбодрил его, махнув.

Дракон оказался в цирке шапито. Появился новый холм.

Скиталец-флаг был утомлён и грязен: свинец прави и ржавчина цепей, отравленная кровь народа и скисшее вино аристократии пропитали его насквозь до ниточки, превратив эту ниточку в прут решётки вечной.

Четверть года по нибирийскому гражданскому счёту он гнался за беглецами, преодолевая духоту безмолвия и увязая в чернилах, облипая пудрой утраченных сожжённых вселенных.

И теперь настигнув Эриду, он нашёл-таки на кого обрушиться: на символ безраздельной власти.

Тело дракона, светящееся под тканью, прожгло флаг в нескольких местах, будто там поместилось настоящее созвездие. Флаг был изжёван космосом, но опасен. Слюна спрута изменила структуру полимеров, а ядовитая пыль далёких уголков мира въелась в плетение ткани. Вершина творения лёгкой промышленности.

Хребет дракона шевелился с отчаянной тщетностью под этим грузом. Билл пожалел дракона. Вот запопал…

Дракон осознал, что очутился в ловушке, и звуки сопения и недоумения сменились испуганным воем бедного животного. Вой звучал приглушённо.

Грохот, как положено, запоздал и обрушился из заповедника серебристых облаков, где должно рождаться только прекрасное, минутою позже.

Билл смотрел… смотрел:

– Да ты запутался.

Разноцветный холм затих. Красавец дракон сделался тушей для разделки на второе. Где гордость, где высокомерие…

Билл приблизился.

– Бедолажечка, – сказал он себе. – Вот бы женщина увидела. Какие ласковые слова сказала бы.

Дракон не двигался. Билл, опустившись на целое колено, посмотрел на тыл кулака, испачканный кровью, распустил пальцы, толстые ловкие, и принялся распутывать тухлую ткань флага.

Сначала дракон слабо пинался одною лапой и растопыривал длинные загнутые когти. Занимая место между двумя скалами, в сущности, всю равнину, он казался себе малюткой.

Затих.

И вот он был распутан. Билл, обтерев изрезанные и окровавленные руки обо что ни попадя, приподнял лохмы грязного флага и грудой отшвырнул.

Подскочил – глаз дракона смотрел. Хвост развернулся и сбил его с ног – в благодарность, конечно. И снова после этой вспышки агрессии освобождённый узник уронил голову.

Билл из положения «а стоит ли вставать», ободрил: