Салли Торн - Мои 99 процентов

– Ваш папа всегда шутил, что Джейми был опытным образцом. – Том сегодня просто в ударе. – Это значит, что ты усовершенствованная модель.

– Вот только качество модели что-то подкачало. С брачком оказалась.

Я хлопаю себя по груди, и, не стесненная лифчиком, та беззастенчиво подпрыгивает.

– Да, кстати, я как раз хотел спросить, – осторожно говорит Том, избегая смотреть мне в глаза, точно охотник, подбирающийся к вожаку волчьей стаи, – как поживает твоя шпулька?

Так он с самого детства называет мое сердце. Я уже и не помню, с чего все это пошло. В его представлении, в груди у меня находится шпулька с намотанными на нее нитками. В его арсенале такое количество методов держать в узде близнецов Барретт, что я просто не устаю поражаться. От этого его милого эвфемизма я всегда таю.

– Моя шпулька поживает прекрасно. Я намерена жить вечно. Должен же кто-то будет полить твою могилу «Квенчем». Хотя… придется же потом объясняться с престарелой Меган. Нет, я передумала. Я умру первой.

– Я за тебя беспокоюсь.

– А я беспокоюсь за невыносимо сексуальных богатырей, которые оказались ночью один на один со мной в доме и задают слишком много вопросов.

Я вытягиваю ноги, и лямка майки спадает с одного плеча. Интересно, мой пирсинг в соске сейчас делает то, что у него лучше всего получается под одеждой: подчеркивает очевидное? Судя по тому, с каким выражением он смотрит на меня, груду лифчиков и темноту за окнами, до него только что дошло, что наши отношения длиной в восемнадцать лет наконец-то, пусть и с большим опозданием, достигли знаменательной вехи.

Мы наедине.

Я заглядываю ему в глаза и чувствую, как внутри у него снова проскакивает какая-то искра. Все остальные видят в нем благовоспитанного милягу. А каким видится происходящее между нами мне? Я знаю лишь, что порой это что-то не вполне объяснимое.

– Ты ведь понимаешь, почему это все так странно, да?

Дверь со скрипом приоткрывается, и мы оба подскакиваем от неожиданности. Если кто-то и мог бы знать о существовании где-нибудь за шкафом потайного хода, ведущего с улицы прямо в дом, это был бы Джейми.

В комнату, воинственно распушив хвост и не сводя своих зеленых глаз с Патти, входит кошка Лоретты, Диана. Она тоже часть нашего с Джейми наследства. В глубине души я недолюбливаю ее, но опять-таки не могу не признать, что животные обладают магической способностью разряжать напряжение.

Я щелкаю пальцами, чтобы привлечь ее внимание, и она одаривает меня взглядом, в котором явственно читается: «Что ты вообще себе позволяешь?»

– Не хочу быть циничной, но тебе не кажется, что Лоретта завела эту кошку, чтобы прибавить себе мистического флера в глазах своих клиентов?

– Она не была шарлатанкой. – Том качает головой. – Она действительно во все это верила.

Том испробовал на себе практически все, что было у Лоретты в репертуаре. Она была в восторге от его ладони. Вполне предсказуемо, он обладатель чумовой линии сердца. «Как будто клинком ударили, – сказала ему она, сопроводив свой комментарий рубящим движением руки. – От души так». Он тогда воззрился на свою руку, с изумлением насупившись, словно ожидал увидеть там кровь.

Лоретта специализировалась на Таро, но предлагала все: гадание на кофейной гуще, И-цзин, нумерологию, астрологию, фэншуй. Хиромантию, толкование снов, кольцо на подвеске. Прошлые жизни. Тотемные животные. Ауры. Однажды, подростком забежав к ней в гости, я очутилась перед запертой дверью, к которой была прилеплена бумажка с надписью «Не входить. Идет сеанс».

– Знаю. – Я обвожу рукой вокруг себя. – И думаю, она честно отрабатывала свои деньги. Но и антураж создавать она тоже была большая мастерица.

Обои на стенах украшает узор в виде гиперреальных кроваво-красных гортензий. Шторы обрамляет бахрома из чернильно-черных бусин, таинственно мерцающих на свету. Низенький кофейный столик с легкостью преображается, стоит накрыть его плотной блестящей скатертью и водрузить поверх хрустальный шар.

Тут ты словно оказываешься внутри бутылки джинна. Когда в камине потрескивает огонь, а на стенах горят рубиновые лампы, в этой прекрасной комнате ты можешь поверить во что угодно. В воздухе до сих пор висит густой запах фирменного благовония Лоретты: смеси полыни, кедра и сандала с еле уловимой компрометирующей ноткой травки. В этой комнате я скучаю по ней меньше всего.

– Этот камин входит в пятерку моих самых любимых на свете вещей, – киваю я в его сторону. – Скорее бы уже похолодало, чтобы можно было его топить. – Мысленно листаю вперед страницы календаря. – А, ну да. Черт!