Александр Вовк - Кого выбирает жизнь?

А дальше случилось непредвиденное никем. Когда медсестра, старательно готовя меня к переводу в неврологическое отделение, отключила дозатор, крохотными порциями постоянно вливавший в вену дофамин, я взревел от дикой боли, выгнувшей меня в пояснице. Заодно что-то невыносимо острое врезалось в грудь, началось удушье; тревожным верещанием отозвался сбесившийся «Сименс», зафиксировав стремительное угасание сердечной деятельности. Но мне тогда только и запомнилось, как испугавшаяся медсестра метнулась из палаты за помощью врачей…

В одно мгновение промелькнуло сожаление, что столь желательная выписка, почти наяву замаячившая впереди, неопределенным образом откладывается. Моя радость оказалась преждевременной. И это была последняя запомнившееся мне мысль.

Но в то время ещё никто не мог предполагать, насколько интересным с медицинской точки зрения окажется мой случай, поскольку никто из врачей до последнего дня лечения (о нём – впереди) не знал, что со мной делать и от чего лечить?

Только меня потом и это не удивляло, ведь врачи со мной с детства мучились, сомневаясь в любых диагнозах моих необычайно странных болезней. Видимо, всё у меня, не так как у всех! Вот и теперь – давление самостоятельно никак не держалось. Потому от дозатора меня решили не отключать. Но что делать дальше, никто из врачей не знал.

– Вот и чудненько! – донеслось до меня с небес. – Удивили вы нас, дорогуша! Куда это вы отправились без разрешения? Пришлось вам опять дофамин вкачивать! – Владимир Александрович принялся водить рукой перед моим лицом. – Вы меня видите? Отзовитесь, ну! Видите? Видите?

В ответ я смог лишь моргнуть, испугавшись чего-то непонятного, вместо того, чтобы обрадоваться очередному воскрешению, о котором пока ничего не знал и не понимал.

– Вот что, дружочек! Скажите-ка нам, будьте так любезны, что это вы перед убытием устроили? Не хотите нас покидать? Говорят, вы большой ученый! Потому, видно, и нам который раз задаёте столь большие загадки!

Владимир Александрович заметил, что я недовольно поморщился от его слов, и принялся оправдываться:

– Вы же профессор… из нашего университета. Я как узнал здесь вашу фамилию, так сразу и вспомнил. Неужели, думаю, тот самый? Не поверите, как давно я вас знаю! Меня, еще студента медфака, дружок с мехфака силой затащил на вашу лекцию, буквально заразив своим восторгом: «Пойдем, не пожалеешь! У вас таких нет! Очень интересно, содержательно и методика потрясающая – смотри и учись! И отношения с нами, студентами, прямо как с полноценными людьми!» – Владимир Александрович засмеялся. – Это он шутил так, конечно! Но хорошая молва о вас в годы моей учёбы далеко разошлась. Конечно, преподавателей хороших у нас было немало, это он тоже пошутил, но чтобы вспоминать о них через годы и без повода… Такого не каждый удостаивался. Потому не ищите в моих словах иронию! – закончил он со мной и переключился на реанимационную сестру, обстоятельно давая ей указания.

«Не скрою, приятно такое слышать! Иногда. Хотя я к подобному вниманию давно привык. Зайдем, иной раз, с женой в какой-то магазин или автобус, а на меня с интересом поглядывают исподтишка, часто здороваются, причем, с большим почтением. Супруга и удивлялась, откуда у меня столько знакомых, хотя сама знала, что я молодежью постоянно окружен. Студенты, студенты… Одни из них часто бывают рядом, поскольку еще учатся, другие – уже выпускники прошлых лет – встречаются реже. Их уважение особенно приятно, ведь они кое-что в жизни успели познать, кроме вузовских стен, сами опытом умудренные, но при всём этом и меня не забыли! Стало быть, полезен им я чем-то до сих пор. Уважение, оно любого человека окрыляет, только работаю-то я не ради него, а чтобы самому себя уважать. Да и работа моя мне не в тягость, а всегда по душе! Сколько людей на земле несчастны лишь от того, что вынуждены работать без интереса к своему делу? А ведь работой можно упиваться. Не скрою, бывают проблемы, случаются и неприятные конфликты, иной раз совсем заканчивается терпение и тогда, словно вирус в каждую клеточку проникает и одолевает уже изнутри отупляющая рутина, свойственная нашей профессии, но почти любое занятие со студентами для меня, если уж не праздник, так подлинное удовольствие. Приятно, видеть, как их поднимаешь! Многих вообще удается зажечь своей дисциплиной «Физика природных катастроф», хотя, вижу, тянутся они ко мне в связи совсем с другими темами, обсуждаемыми с ними, так сказать, факультативно. Но и это не обидно. Выходит, им интересно знать, что именно я, а не кто-то другой, думаю о том, да о сём.