Несмотря на выпавшие на ее долю тяжкие испытания, девушка отличалась весёлым нравом.
Понятно, что известный на всю страну писатель не мог показываться с ней в свете и знакомить с друзьями.
Впрочем, Кристиану это не обижало. Во всяком случае, поначалу.
Она ушла с работы, всё свободное время уделяла дому, работала в саду и оставалась такой же беззаботной и жизнерадостной.
Вскоре весть о том, что Гёте живёт с необразованной простушкой, облетела весь Веймар.
Поклонницы не находили места от досады, друзья и знакомые недоумевали, бывшие подруги поэта сгорали от любопытства, желая посмотреть на крестьянку.
Шарлотта фон Штейн и вовсе посчитала себя оскорблённой.
Дамы из общества обрушили на писателя всё своё возмущение, наперебой доказывая, что Кристиана глупа, плохо воспитана и некрасива.
Они никак не могли понять, чем могла привлечь умного и привлекательного мужчину невзрачная Христина.
Однако оправдываться Гёте не пожелал.
Он один знал, какими необыкновенными качествами обладала его возлюбленная.
Она была наполнена добротой, оптимизмом и жизненными силами, то есть, всем тем, чего так не хватало самому писателю.
Как и все творческие личности, он был подвержен меланхолическим настроениям и сомнениям, и его постоянно преследовали всевозможные страхи.
Кристиана вносила в его жизнь радость и тепло. И именно с ней, как ни с кем другим, он чувствовал успокоение и гармонию.
Спустя год после их встречи у нее родился сын, однако и после этого Гёте не предложил ей стать его женой и дать ребёнку своё имя.
Он лишь решил крестить маленького Августа и в качестве крёстного отца пригласил своего давнего друга, герцога Веймаргского.
Мать ребёнка по просьбе писателя в церкви не появилась.
Рождение ребенка ничего не изменило в жизни любовников.
Кристиана не стала использовать своё положение.
И хотя теперь для неё были открыты все двери домов знатных особ, она пожелала и дальше вести такой же образ жизни, как и прежде.
В это время Шарлотта узнала о связи Гете с маленькой Вульпиус.
Ее негодованию не было границ.
С той минути ее отношенее к нему превратилось в настоящую пытку.
Жгучая обида на Гете и безграничное презрение к его сожительнице переполняли все ее существо.
В мае 1789 года она написала Гете страстное письмо, в котором сообщила, что продолжение их отношений возможно только в случае разрыва с Кристианой.
Гете ответил, что в подобных случаях трудно быть искренним и не дойти до оскорбления.
Он упрекалъ Шарлотту за то равнодушие, с каким она встретила его по возвращении из Италии, и за ее злословие.
В довольно решительных выражениях он сообщал, что не можетъ переносит ту презрительную и исполненную неприязни манеру, с какой она к нему относилась.
«К сожалению, – писал он в конце письма, – ты чересчур долго пренебрегала моими советами насчет кофе и завела режим, в высшей степени вредный для твоего здоровья.
В настоящее время не только представляется уже затруднительным справиться с некоторыми нравственными впечатлениями, но ты еще увеличиваешь властность черныхъ мыслей, терзающихъ тебя, употребляя физическое средство, вредное воздействіе котораго некоторое время ты признавала и которое бросила употреблять из любви во мн, на пользу твоего благосостояния».
Это письмо еще больше ожесточило Шарлотту, и она перестала отвечать на письма Гете, написанные в куда более миролюбивых тонах.
Тем не менее, ее имя Шарлотты часто встречается в письмах Гете того периода.
Но еще чаще попадается его имя в ее письмах, при этом оно, как правило, сопровожлась каким-нибудь не совсем благозвучным эпитетом.
Осоебнно если учесть, что к тому времени Гете еще более пополнел и выглядел несколько комически со своим двойным подбородком, трясущимся при ходьбе.
Каждый раз при встрече с ним она удивлялась возроставшему его дородству и чувственному выражению.
Не нравились ей и его творения, которые, по ее мнению, становились все аморальнее.
В конце концов, она стала проявлять огромный интерес к нападкам соперника Гете Коцебу.
Шарлотта подписалась на его журнал, главной задачей которого было уничтожение репутации Гете.
Иногда общественныя обязанности сводили их вместе, и тогда она не стеснялась в оскорблениях.
«Если бы только могла я, – писала она сыну, – вытравить его из моей памяти!»
Себя она при этом называла «женщиной, обманутой другом», а «Римские Элегии» вещью, не имющей никакого поэтического вкуса.
Читать дальше