Ника Мей - Долгий экзамен

Увидев в конце тропинки башенки любимого университета, он в который раз поблагодарил судьбу, что в юности его занесло именно на кафедру психологии. Тогда им, скорее, двигало желание разобраться в себе. Как говорил их тогдашний завкафедры, «нормальные люди не приходят изучать психологию. Но из нормальных людей и не получается хороших психологов. Нужно сначала самому пройти путь познания себя, и только тогда ты сможешь провести по этому пути других».

Бедный завкафедры тогда не знал, что Грег будет вести людей, а точнее юных и манящих студенток третьего курса по совсем другому пути. Но тогда еще и сам Грег этого не планировал. Ему самому сначала нужно было понять, чего он хочет от жизни. А когда он это осознал, то тут же оценил все плюсы своего бессознательного выбора, и насколько прав был Фрейд, когда говорил, что именно бессознательное делает все самые верные решения в нашей жизни.

Во-первых, в университете к нему как к преподавателю со званием и стажем все обращались не иначе как господин Смит. В начале своей карьеры искушение было слишком сильным, он еще был слишком небрежен и поэтому на первом же знакомстве с директором университета сказал ему, расплываясь в широкой улыбке Чеширского Кота: «Ну что вы, к чему эти формальности, зовите меня просто Господин». Но директор смерил его таким подозрительным взглядом, что больше такой вольности Грег себе не позволял, по крайней мере, в обстоятельствах, в которых не был абсолютно уверен.

Во-вторых, преподаваемый им предмет – психология – давал ему возможность с невинным видом обрушивать на юные, наивные и неопытные создании эротический подтекст. Так, на лекции о Фрейде он с еле скрываемым удовольствием рассказывал, исключительно для примера механизма сублимации, как еще в юности любил ходить в одну кондитерскую. И там очень часто встречал полную, шикарно одетую женщину бальзаковского возраста, которая всегда сидела одна и всегда заказывала только один вид пирожных.

– Угадайте, какой? – спрашивал Грег своих студенток и всегда ловил пару искрящихся глаз тех, кто догадался.

– Конечно же, это были эклеры – самые продолговатые из всех пирожных, – продолжал Грег и далее сочно описывал, как она медленно подносила эклер к губам, открывала рот и плавно засовывала сразу чуть ли не половину.

– И смотря на нее, – говорил он, – я всегда знал, что думает она в этот момент не об эклере.

На лекции о нарушениях поведения и навязчивых идеях и фобиях Грег особое внимание уделял рассказу о клептомании. И здесь, глядя прямо в глаза самой скромной на потоке девушке, он рассказывал историю из начала своей практики в университете: профессор взял его с собой на консультацию к нимфоманке, которая в очередной раз украла в магазине шоколадный батончик. Точнее, пыталась украсть, так как охранник поймал ее с поличным. Каково же было удивление Грега, когда в кабинет вошла не какая-то забулдыга, а интеллигентного вида стройная женщина.

– Очень была она по поведению похожа на вас! Лет через 40, конечно! – говорил Грег скромной студентке. – Профессор поспрашивал про то, сколько уже было краж, как она сама оценивает эту ситуацию, а потом вдруг спросил: «А когда вас поймали, вы испытали оргазм?» Женщина смутилась, потупила глаза, начала теребить платье: «Ну как вы можете такое спрашивать?» «Так испытали или нет?» – настаивал профессор.

Грег, по его словам, тогда был крайне возмущен таким бесцеремонным обращением с дамой, да еще и в присутствии посторонних, но дама вдруг подняла глаза, улыбнулась и сказала: «Да, ведь для того и ворую». Каждый получает удовольствие по-своему. Вариантов очень-очень много.

Здесь обычно скромняжка-студентка непонимающе хлопала глазами, пораженно смотрела на него, как будто умоляя как-то спасти ее из этой неловкой ситуации, но Грег внутренне широко улыбался и не спасал, а напротив, отворачивался от нее и начинал говорить о чем-то другом и до конца лекции изредка бросал на нее жадные взгляды, впитывая ее неловкость и растерянность, а иногда, если повезет и жертва была выбрана правильно, – и еле сдерживаемые слезы.

И третье, самое главное торжество, которое обеспечивала ему его работа, – это полная моральная власть на пятьюдесятью третьекурсницами в день, когда он для каждой из них был царь и бог, когда каждая хотела угадать его желания и пристрастия – день итогового экзамена. День его власти, день умоляющих взглядов тех, чье списывание он засек, тех, кто завороженно следит за рукой, замершей над табелем оценок, тех, кто не может ответить на вопрос и жаждет подсказки. Но это все мелочи, приятная прелюдия, ведь главное – это день выбора и заманивания жертвы. И не должно быть никакого давления, кроме морального… пока.