Людмила Толмачева - Снежное сердце

– Олег! – крикнула Дана.

Он успел сгруппироваться и отразить удар Шполтакова.

– Ах, ты сволочь! – проскрежетал сити-менеджер и вновь бросился к своему противнику.

Они обхватили друг друга, как борцы на ковре, и стали «танцевать» по комнате, кряхтя и ругаясь.

– Олег! Виктор Анатольевич! Прекратите! Ведь это позор! Слышите? Сюда может войти мэр! – пыталась утихомирить драчунов Дана.

Шполтаков как будто начал соображать. Вероятно, слово «мэр» отрезвило его. Но Олег продолжал бороться. Поднявшись с пола, Дана подбежала к мужу и в отчаянии повисла на его шее. Это дало возможность задоринскому чиновнику ослабить объятия противника и ретироваться.

– Я тебя еще достану, падла! – шумно отдуваясь, пригрозил Шполтаков.

Приглаживая волосы и тихо матерясь, он вышел из комнаты.

Они остались вдвоем. Олег поправлял съехавший галстук и исподлобья смотрел на Дану, а та отряхивала юбку и боялась поднять на мужа глаза.

– Ну, так и будешь молчать? – холодно поинтересовался он.

– А что я, по-твоему, должна сказать? – выпрямилась она и смело ответила на его взгляд.

– Кто он?

– Мерзавец. Разве не видно?

– Хм! Интересный разброс поклонников. Один – трусливый щенок, второй – старый борзой пес.

– Олег! Давай отложим этот содержательный разговор. Мне надо идти к гостям.

– Надо же! Деловая как всегда. Только до меня нет дела. И никогда не было! Одни вернисажи на уме. А я всегда в одиночестве, как волк. И завтрак, и ужин… Даже если сидела рядом, мысленно была там, среди своей мертвой красоты. Париж! Мадрид! Тебе до лампочки было, есть я рядом или нет! Разумеется, со мной было бы комфортнее – сумку, к примеру, подержать, пока фотоаппаратом щелкаешь. Ездила, чтобы до обалдения пялиться на руины средневековья! А руины моей души тебя не трогали! Хоть бы раз поинтересовалась – почему мне так хреново?

– Значит, дал мне характеристику? А ответную выслушаешь?

– Валяй!

– Тебя не интересовал мой внутренний мир – один секс на уме. Да, я жила от выставки до выставки. Но это смысл моей жизни. Неужели это трудно понять? И принять! Ведь за четыре года ты был в галерее всего два раза. И то с любовницей! Что смотришь? На последней выставке ты встречался с Рынкиной, своей юной пассией. Разве не так?

– Нет.

– Что «нет»?

– Она вычислила меня и притащилась в галерею.

– Ах, бедненький! Тебя преследовали, ты не виноват!

– Дана! Погоди! Давай сменим тон. Я устал…

– Хорошо, – сразу согласилась она, увидев, как внезапно постарел муж – осунулся, побледнел.

– Мне бы чего-нибудь выпить…

– У нас много этого добра. Будет фуршет. Знаешь что? Пошли в одно место!

Они прошли еще две комнаты и оказались в третьей.

Миша сидел на кушетке и листал альбом о передвижниках. Увидев Дану, вскочил, кинулся навстречу, но тут же остановился.

– Миша, ты не проголодался?

– Нет.

– А соку хочешь? С пирожным?

– Угу.

– Кто сей отрок? – спросил Олег, с интересом глядя на мальчика.

– Мой… сын.

– Сын?!

– Да. Вот почитай.

Она взяла со стола папку с документами об усыновлении и подала Олегу. Тот сел на кушетку и начал перебирать бумаги.

Дана тем временем открыла бутылку коньяка, налила в стакан.

– На, выпей.

Он взглянул на жену, перевел взгляд на Мишу и медленно опустошил стакан.

– Я не знал тебя, оказывается, – заговорил он другим тоном. – Если бы не Брусника, никогда бы не узнал.

– Ты о чем?

– Твои сыщики спасали меня от бандитов. Все это время я жил в таежной деревне, у родственников Леонида. Правда, это спасение было временной передышкой. Окончательную точку поставила ты.

– Ты о галерее?

– Ну, да. Ведь в тот вечер, в ресторане, помнишь, когда ты так внезапно убежала, я хотел сказать, что любил только тебя. И пошел на эту авантюру с галереей, чтобы удивить, поразить в самое сердце… Хм! Снежное сердце Даны Снежковой! Я надеялся, что когда-нибудь оно оттает… и ответит на мои чувства.

– А я приревновала тебя к Рынкиной. Чего только не передумала!

– А! Фигня все это, Данка! Дурь и блажь. Забудь! Данушка ты моя! Данная мне богом!

Он ни разу не целовал ее так страстно. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, слыша призывное биение сердец, пока Дана не вспомнила о сыне.

– Миша!

Мальчика не было в комнате.

Выскочив за дверь, она увидела его застывшим у окна.

– Мишенька!

Он оглянулся – заплаканный, несчастный…

Прижав к себе худенькое тело ребенка, Дана шептала ласковые слова.