– Или я или они, выбирай! – твои, последние в нашей жизни, слова.
– Но, Ада, я же выбрал! Они ведь не поймут слов. Только сила…
«Тетя» Ада, ты не видишь ада? Я хотел убить тебя, Ада. Я бушевал, а позвонили они, не вы… Ада, зачем вы прошли, проскользили взглядом и не узнали своего юного супруга. Вы старомодны в этом бархатном пальто. Я изменился, да? Лицо в шрамах. Страшно? Я не хотел вас обидеть. Никогда! Я бы и не вспомнил вас, Ада… Вот только цвет магический. Это ваш цвет. Я был не прав. Вам все еще девятнадцать, а я никогда не знал вас иной. А вы? Вы вспоминали меня, я читал. И забыл, сразу забыл вас, тетя Ада. Позвонили они, я не хотел снимать трубку, но… Вам страшно? Ада, ты не узнаешь ада. Я сам стал волком, Ада.
У здания суда стрельба стихла, кто-то грубо закрыл глаза. Остальных приговоренных увезли.
Сергей Анатольевич неслышно брел по коридору, слегка сутулясь. Второй этаж блистал показным уютом комнатных цветов, нагоняя скуку последнего приюта. Крадущаяся мука, а не шаг. Плохо, Старик? Плохо-плохо – тускло отсвечивали бежевые стены и двери. Благолепие июня манит шелестом подросших берез за открытым окном. Привет-привет, перезимовали. Правильно, что ребят оставил на улице. Он предвидит, как резко изменятся выражения лиц, едва они войдут сюда, приступят к работе. Глупые и толстые мордашки засопят, натирая полы, чтобы не расплакаться. В фойе пансионата он уже столкнулся с обитателями и был готов нести на руках подвернувшуюся старушечку. Но «обеспечиваемые», словно бы проступали из стен, и, видимо, никак не желали его шарахающейся вежливости. Но почему он думает о них, если это просто летняя практика? А он… он никто, всего лишь учитель. Учитель физкультуры, внушающий детям почтение одним своим ростом. Да уж, Кузя, ты был выше всех. Кузя, ты был. Не кто-то, а ты согласился на две недели, но не потому, что не знал, где пройдет практика. Это не костры и походы. Это…
Крахмальный халат хрустнул, пролистывая журнал движения, выбирая умерших для отчета. Кто-то выжил, а кто-то и нет. Вечно кто-то забывается, а кому-то напрягать память. Сергей Анатольевич наклонился, заглянув в кабинет, и закружилась голова от нахлынувшего аромата…
Травма – Склиф – операция. Какие могут быть игры? Девочки, ах, девочки, вы понимали это. Снисходительные, ласковые, все принимающие руки, которые умеют делать больно. Особая порода – сестрички милосердные. Чума наркоза отходила, заслоняя мир невыносимой горечью: игра! А как же игра?! Как же так, девочки, милые?! Ведь невозможно, чтоб кузнечики не прыгали, чтоб Кузнечику не опустить элегантно мяч в корзину? Девочки, как больно, милые. И хитрые пальчики и легкие шуточки: «Засыпай, Кузя, я не уйду». И кто-то не уходил, был рядом. А кто? Всех не упомнишь. Эйфория, бред и запах бреда. Полгода баловства, но встал и пошел, но куда? Склоненные головки, красивые затылки, белый колпачок греется у настольной лампы. И я маюсь молча, а они продолжают ставить крестики-нолики в дурацких журналах, не отрываясь и ожидая не вопроса, а просьбы…
– Таисия м-м-м…
– Федоровна, – она поставила галочку, заложила линейкой тетрадь, карандашом папку, закрыла ручку, надела колпак, повернула голову и подняла глаза. Нет, не изумилась.
– Присаживайтесь, вам так будет удобней.
Сергей Анатольевич сел у двери на кушетку. Она складывала аккуратную стопку, пользуясь необъяснимым принципом и его молчанием. Резкий шлепок, папка сброшена на пол, дополнив кучку до нужной цифры. Она поднялась, убирая в шкаф истории болезней со стола и ногой, задвинув те, что скопились на полу, чтобы не споткнуться. Он представился. Она сухо распорядилась временем, количеством школьников на ее этаже, объемом и условиями работ. Он ожидал, что ознакомление займет полчаса, а хватило минуты.
– Вы спешите?
– Да, я сейчас могу выпить чаю, – мягко заметила Таисия (Таис!), – могу и вас угостить.
В буфетной парил «титан», чай заварен крепко и быстро – «первачок». В открытом окне шорохи леса, тепло, умиротворение, никаких нервов, только даль неба, сияющего над березовой рощей. За спиной шаркающие движения, лаконичные ответы – без вопросов, словно все давно известно и отмерено. Как у нее все ловко и просто. Они перешли в заветную комнатку отдыха.
– Как давно вы ушли из баскетбола?
– Второй год, могу я называть вас по имени?
– Нет такой необходимости, – Таиса рассмеялась неожиданно откровенно, сняв не только колпак, но и дежурную маску.
Читать дальше