Эльвира Сапфирова - За поворотом

Первое утро на новом месте. Воскресенье. Сладко потягиваюсь: можно еще подремать, но слышу бесцеремонно-громкий женский голос и стук в окно.

– Григорьевна! Молочкя-то хошь?

Вскакиваю с постели, бегу, набрасывая халат, как солдат, поднятый по тревоге, открываю засов. Стоит молодая женщина, круглолицая, румяная, курносая в застиранном цветастом платке и меховой безрукавке и держит трехлитровую банку пенящегося молока.

– Молочкя-то хошь, Григорьевна? – еще раз повторяет она, а я, застыв, перевариваю услышанное. Григорьевна! Звучит! Мне двадцать один год и по отчеству взрослые люди так ко мне не обращались.

– Буду, буду, – заторопилась я, видя ее нетерпение. – А вас как зовут и где Вы живете? Спрашиваю я на ходу, – Да Вы проходите.

– Дык, Нюркой–то и кличут, а живу рядом, только два дома у леса и остались: бабы Мани, покойной и мой. У меня корова хорошая. А вам какое лучше, утрешнее или вечернее?

– А какое вкуснее?

– Дак, и то и другое вкусное, но утречком оно сладче, – отвечает соседка, сидя на единственном стуле.

– Вот и договорились. Через день, ладно?

– Ладно, ладно. Я такая радая, что у меня соседи появились. Все не так страшно будет зимой.

– А чего бояться?

– Да кабаны забодали, будь они неладны! А, бывает, и медведь заглянет,– добавляет она, стрельнув взглядом на лежащего в кровати мужа.

– Прямо к дому? – обомлела я.

– Ну да. Правда, один раз всего было, но страху натерпелась. Потоптался, обошел хлев вокруг и ушел в лес. Дружка, наверное, испугался.

–А кабаны?

–А что кабаны. Им картошечки хотся, а здеся, рядом ихняя тропа к гурту. Они, милые, тут всю зиму шастают, потому как заповедник.

– Но ведь они же не нападают на людей? – спрашиваю с надеждой, будто хватаюсь за соломинку.

– Ну, как сказать, Григорьевна, – покачала она головой, – если секач, то может и зарезать: злющий уж очень. С ним лучше не встречаться: клыки на полметра выставит и роет копытом. Жуть! А остальные сами тебя обойдут. Да не бойсь ты так, до зимы далеко, до Бога высоко, авось все будет хорошо, – подытожила Нюра, вставая. – Дак, я послезавтря утречком, да? До школы.

– Да, да, приносите.

На душе неспокойно, услужливое воображение рисовало одну картинку страшнее другой. Хорошее настроение растаяло. Вот это меня занесло! К медведям и кабанам!

– Жень, ты слышал? Вот это да!

– Да сказки это, брось, – пробурчал муж спросонья, и я успокоилась: ему виднее. Наверное, он сказал то, что я хотела услышать.

Работаем в поле уже целую неделю. Проучились три дня – и вперед убирать урожай до конца четверти. А кому же еще собирать картошку, если не детям! Отмечаю очередное ведро, высыпанное учеником в тележку, и прячу руки вместе с тетрадью в карман. Холод пробирает до костей. Вчера трактор прошел по рядам, вывернул кусты, а утром дети замерзшими ручонками выковыривают клубни из поседевшей земли. Моросит, а трудовой десант из пяти классов, пяти учителей перетряхивает землю на семидесяти четырех рядках, уходящих в небо.

– Эльвира Григорьевна, отметьте! – звонко кричит Саня, худенький, невысокий четвероклассник, – я уже высыпал! Он поднимает и показывает мне пустое огромное ведро.

– Не носи полное, – кричу я в ответ и поражаюсь выносливости детей и равнодушию родителей.

Подхожу к мальчугану. Фуфайка распахнута, курносый нос ежесекундно шмыгает, щеки, как наливное яблочко, в глазах нетерпение.

– Отметили? А то мне бежать надо: отстану ведь. Мы ж наперегонки! -объясняет он.

– Отметила, конечно, не волнуйся. Ты зачем такое большое ведро взял? Тяжело ведь!

– А у маманьки нет меньше, все такие! – слышу ответ ученика, убегающего к дальнему ряду.

Резиновые сапоги еле вытаскиваются из раскисшей земли, на поношенных куртках, фуфайках серебрятся льдинки, а дети с деловитой озабоченностью, почти весело, собирают урожай. Работают.

«Да, – подумала я. – Уроков труда в школе нет, совсем нет, а какие трудолюбивые дети!»

Сильно замерзли? – прерывает мои размышления Валентина Петровна, профсоюзный лидер и учитель биологии, географии, химии, природоведения. Всегда восхищалась смелостью учителей широкого профиля. Это сколько же наук надо знать, чтобы донести их основы детям! Известно ведь, что объяснить можно лишь то, что самому понятно. Вот она неприглядная специфика сельской школы. – Вот, возьмите мои, меховые, погрейтесь пока.

Я натягиваю варежки, и руки утопают в лето. Непередаваемые ощущения! Видя блаженство, разлитое по лицу, Валентина Петровна засмеялась: