Эльвира Сапфирова - За поворотом

И она опять озорно подмигнула моему спутнику, легко, без усилий, поставила на стол тяжелую чугунную сковороду, доверху наполненную жареной картошкой.

– Ой, как вкусно пахнет! – услышали мы сладкий тенорок, повернулись к входной двери и увидели темно-русого парня лет двадцати пяти, в клетчатой рубашке, симпатичного, широкоплечего.

– Э… да к нам гости пожаловали. Учителя?

Мы кивнули.

– Да, да, мне уже сказали.

Он наклонился, выбросив руки в стороны, явно пытаясь сделать церемонный поклон, и добавил, как бы извиняясь за жителей: «Деревня!».

Что-то кошачье было в его движениях, мягкое, мурлыкающее, но хотелось не расслабиться, а наоборот, спрятаться. Невысокий крепыш с осиной талией играючи подхватил стул и, подложив под свое опускавшееся тело, сел напротив нас, держась за спинку обеими руками. Да. Красив. Чуть-чуть добавить бы росточку – и готов романтический герой, мечта всех женщин. На хозяйку, застывшую у стола, не глядел, демонстративно уселся к ней спиной. Но даже мы чувствовали его все охватывающий взгляд.

Так, так, значит, прибыл учитель физкультуры, да? – продолжал он допрос. – А Вы, – обратился он ко мне, – русский будете вести?

Во вкрадчиво мягком голосе послышались издевательские нотки и то, что было выделено слово «русский» явно говорило о его сомнениях в наших педагогических способностях, хотя сам он выглядел не на много старше.

Мы опять молча кивнули. В комнате повисла тишина.

– Ну, ну, не робейте, наваливайте на картошечку. А ты, чего истуканом стоишь? – обратился он к бледной директрисе. – Давай, ублажай! – И добавил, стоя у двери, делая паузу после каждого слова, – вернусь, может быть, завтра.

Надежда Ивановна вздрогнула от стука закрывшейся двери и обреченно села на край табуретки, по-старушечьи сложив руки на фартуке.

– Ну, все, – сказала она как бы про себя, – опять начнется.

Что начнется? Кто это? Почему директриса так испугана? Расспрашивать было неудобно. Смущенные, мы сидели, не зная, что делать. Но она сама, увидев, наконец, наши голодные глаза, грустно предложила:

– Ну, что ж это я, кушайте, кушайте, а то остынет за разговорами.

Мы накинулись на еду и узнали, что это ее второй муж, у них есть дочь, два годика, а ее семилетний сын сейчас гостит у бабушки. Муж у нее умный, начитанный, хоть и тракторист. Вот только одна беда: ревнивый да вспыльчивый, но любит ее очень сильно. Мы, конечно, слушали в пол-уха, больше ели, но все же заметили, что ни былого энтузиазма, ни игривого веселья уже не было. Она нервно, озабоченно стелила нам постель и с опаской поглядывала на дверь, будто боялась чего.

Жила Надежда Ивановна в школьном деревянном доме уже три года. Приехала в деревню разведенкой с сыном, худеньким запуганным мальчиком, быстро освоилась и лихо руководила и школой, и художественной самодеятельностью отделения колхоза. Сама с удовольствием и пела, и плясала, чем покорила местную власть, и воссела не только в кресло директора, но и в кресло парторга отделения, правда, на общественных началах.

За эти годы успела здесь выйти замуж за местного Ивана-механизатора на пятнадцать лет моложе ее, получить в наследство дом от бабушки непутевого мужа и вдоволь набегаться от него, прячась по чужим углам. Плоды их семейных отношений очень часто отражались на ее лице и теле в виде синяков, поэтому у нее всегда под рукой были солнцезащитные очки с коричневыми темными стеклами. Сквозь них мир не преображался, но делался мягче, приглушённее. Видны контуры только больших предметов, зато ускользали мелочи в пейзаже, в интерьере, в человеке, а самое главное, людям, смотрящим на нее, не видны никакие коррективы в макияже хозяйки.

Все это мы узнали уже потом, а тогда, переночевав в избе гостеприимного начальства, мы вернулись в город, потому что нам подарили целых десять дней свободы до начала учебного года.

Второй раз до места работы мы добирались уже на автобусе. В руках чемодан, в глазах жгучее желание скорее войти в класс. Была вера себя, в свои силы и любопытство перед встречей с неизвестностью.

Отрада – одна из деревень Мещерского края. С одной стороны ее охраняют леса, с другой – расстилаются бесконечные картофельные поля. Это три улицы, разделенные песчаными рукавами высохшего русла реки, аккуратные кирпичные домики с покрашенными фронтонами и цветущими палисадниками расположились вдоль неглубоких балок. По их откосам росли раскидистые клены, серебристые тополя, строгие ясени и веселые березки, давая прохладу летом и осыпая золотом листьев осенью. Напротив каждого дома, через дорогу, ближе к краю оврага стояли амбары и бани. У каждого свое натуральное хозяйство: в район не наездишься за тридцать километров.