Глеб Карпинский - Вино для любимой. Детективный роман

Сейчас, когда пелена иллюзий спала, и все вокруг рушилось, сыпалось, словно карточный домик, женщина с татуировкой змеи подумала о своей любимице. Это была спасительная мысль, но и она развеялась вместе с сильным порывом ветра.

Ее муж был бездетен. Возможно, именно невозможность зачать от него ребенка и стала главной причиной развода, хотя как не банально звучит: она никогда никого не любила и вышла замуж лишь из-за статуса. Он был профессор с обширными связями и всегда при деньгах, обладал определенной репутацией. Именно Михаил Александрович устроил ее в банк, когда посчитал, что она сходит с ума в четырех стенах, напрасно строя из себя счастливую домохозяйку.

Но именно в этот момент, как только жена ощутила свободу, пусть и мнимую, но свободу, она и подала на развод, и как отвергнутый муж не отговаривал ее от этого, как он считал, опрометчивого шага, Катерина Андреевна была тверда в своем решении и непоколебима. Единственное, что удалось Михаилу Александровичу, так это упросить ее оставить все как есть, то есть продолжать мирно сосуществовать в одной большой квартире на Ленинском проспекте, в доме академиков. Она согласилась, потому что ее удручала вся эта суета с дележом собственности, но она надеялась при первой возможности уйти к другому. Но пока на горизонте не было алого паруса. Достойные ее внимания мужчины были заняты, либо их уже прельщали более молодые и глупые девицы.

Катерина Андреевна печально улыбнулась. Так улыбаются, когда ускользает последняя надежда. Когда она отдыхала в Стамбуле, то познакомилась с ним в метро. У нее еще было пару дней отпуска, и он пригласил ее съездить к морю, в Анталию, и она согласилась. Он прекрасно ухаживал за ней, вел себя как галантный кавалер и обещал луну с неба. Она тогда еще была замужем, но уже была готова к серьезным переменам. Нежась в лучах южного солнца, плескаясь в бликах теплого моря буквально в нескольких метрах от пляжа, она поцеловалась с ним. Возможно, длительное хождение босиком по берегу открыло в ней давно спящую чувствительность, и, как результат, она в прямом смысле окунулась с головой в курортный роман. Это была ее первая подобная близость. До этого она никого к себе не подпускала кроме мужа. И этот соленый поцелуй унес ее в беззаветную, доходящую до самозабвения даль.

Сейчас, стоя ночью на этом мосту и всматриваясь в омут под лютующим порывом ветра, эта женщина вспомнила с теплотой и нежностью, как закрыла в тот сладкий миг глаза и обнимала красавца-мужчину за плечи, не чувствуя дна под ногами. В тот день на анталийском пляже было много народа и целующиеся были хорошо видны, как на ладони. Мужчина-красавец тянул ее подальше в море, опасаясь, что по местным законам все увереннее уходящую в исламизацию Турцию их могут посадить в тюрьму или даже закидать камнями. Она же, разрываемая между желанием плотской любви и страхом перед береговой службой, напротив, искала спасение на суше. Тогда она сделала какой-то неуверенный рывок к пляжу, но он схватил ее за ноги и потянул к себе, любуясь изгибами ее тела.

– Каква гузель спин. (Какая прекрасная спина!) – воскликнул он на смеси турецкого и болгарского языка.

Она оттолкнулась от него, испуганная такой внезапной близостью, а собственно, чего она могла ожидать от возбужденного в этот миг мужчины? Он еще крепче притянул ее к себе и, чтобы никто не видел ее инстинктивного сопротивления, погрузил в воду. Она ушла с головой, едва успев глотнуть воздуха, и это, может быть, и спасло ей жизнь.

Через какие-то мгновения она вынырнула, с жадностью глотая воздух, и поплыла испуганная к берегу, придерживая одной рукой оборванный купальник, а ее получивший свое спутник молча и бесшумно поплыл за ней следом, словно касатка, урвавшая свой первый кусок мяса.

Потом она вспомнила свой последний рабочий день, как директор уговаривал ее повременить с увольнением, предлагал двойной оклад и сулил большие перспективы в карьере. Толстяк словно прозрел, осыпая ее щедро комплиментами, и даже сделал намеки на отношения нерабочего характера. Все-таки не зря она в последнее время одевалась в лучшие свои платья! И все было хорошо и даже прекрасно, если бы не тот ужасный момент, когда она в зале, сидя за кассой перед взбалмошным клиентом, специально раздвинула коленки. Как она могла опуститься до такого? Сейчас ей стало совестно перед этим опустившимся алкоголиком, закладывающим свое единственное жилье. Она не сомневалась, что старик был уже обречен через месяц или чуть более быть выброшенным судебными приставами на улицу, как, впрочем, и сотни других несчастных. То, что деньги займа проматываются такими представителями общества в первые дни, она не сомневалась.