Придерживая руль коленом, парень снял куртку и бросил её назад. Воспитание и дурацкая застенчивость не позволяли мне рассматривать его профиль. Я видела только руки на руле. Красивые, с крепкими ладонями, тонкими запястьями и выступающими венами на предплечьях. Я не знала, где он работает, но обветренная кожа и царапины на костяшках пальцев говорили о том, что Джейми не сидит с утра до вечера в офисе с кондиционером.
Мне вспомнилось то далёкое лето, когда мы с Робертом только начали встречаться. Я была тогда молодая, наивная, упоённо строила воздушные замки из собственных несбыточных планов. Верила, что едва закончу учёбу, начнётся настоящая жизнь: работа в крупной фирме, дом в пригороде, выходные на Лонг-Айленде. Что Роберт обязательно сделает мне предложение через неделю после вручения дипломов.
Однажды утром мы купили продукты на воскресном базаре и шли домой пешком с бумажными пакетами в руках. Словно между прочим, Роберт сказал, что его родственники приедут погостить в Нью-Йорке пару дней: дед Рэндольф и Джейми, младший брат.
"Ты ведь не против, Мадлен?", — спросил он с улыбкой, не оставляя мне шанса рассердиться. Я лишь перехватила пакет с фруктами и подняла повыше, чтобы стало легче нести.
Дед оказался джентльменом лет семидесяти пяти, с красиво поставленным голосом, отличными манерами и не по возрасту цепким взглядом, который, казалось, подмечает все твои постыдные мысли, даже когда стараешься думать о хорошем. Рэндольф не был похож на полуодичавшего жителя лесов, каким описывал его мой жених. Все выходные он ходил в безупречно сидящем светло-сером костюме, в ресторанах обсуждал оттенки букета калифорнийских вин, во время вечерней прогулки по городу советовал Роберту, как выгоднее вложить небольшие суммы на бирже. Он открывал передо мной двери и отодвигал стулья, заставляя Роберта смущаться и краснеть.
Что касается Джейми, тот выглядел, как подросток из американской глубинки во второсортной голливудской комедии. Низкорослый, с пухлыми щеками, заметным животиком и бочками, которые не скрывала даже очень просторная футболка. Его лицо и шея в первый же день обгорели на солнце, в нелепых оттопыренных ушах всегда торчали наушники с громкой музыкой. За выходные он не перекинулся с нами и парой слов. Иногда я ловила его бесстыжие взгляды, обращённые на мою грудь.
Оба они пугали меня. Дед — чрезмерной галантностью и недобрыми намёками, сквозившими в разговоре, словно дуновения ледяного ветра в летний полдень. Внук — откровенной подростковой грубостью и тёмными желаниями, таившимися в омуте его созревающей натуры.
Я помнила прогулочный катер, на котором мы плыли до острова Свободы. Роберт говорил по телефону, облокотившись на поручень у кормы. Я старалась не сутулиться и выглядеть непринуждённо в тонком летнем платье на бретельках и шёлковом платочке на шее, повязанном ассиметрично. Рэндольф курил сигару, выпуская в сторону залива сладковатый терпкий дым.
Джейми сидел на самом солнцепёке, боком к нам. Он ел подтаявшее мороженое в вафельном рожке, ванильное с шоколадной крошкой. Липкая кремовая жидкость стекала по пальцам, он слизывал ее, покачивая головой в такт музыке, игравшей в наушниках.
Меня учили с детства, что каждое живое существо на планете несёт божью искру, а я не вправе никого осуждать. Но чёрт возьми, этому парню мороженое совсем ни к чему. Я чувствовала тайное, постыдное превосходство. В моей жизни был порядок, самоконтроль и четкие цели. В душе я смеялась над младшим братом Роберта, этим безнадёжным малолетним неудачником.
Старик Рэндольф затушил сигару и посмотрел на меня своим взглядом, пронизывающим насквозь.
— Я обязан предупредить вас, Мадлен, — сказал он медленно, с жёстким новоанглийским выговором, — и прошу вас, не поймите меня превратно.
Я вскинула на него взгляд, пытаясь понять, куда он клонит.
— Вы очаровательная молодая женщина, — сказал он, — умная, практичная, целеустремлённая. Уверен, у вас всегда хватало поклонников. Будь я сам лет на пятьдесят моложе, не задумываясь, начал бы ухаживать за вами. Но к сожалению, жизнь диктует свои правила. Вам лучше держаться подальше от нашей семьи.
В моей голове пронеслись сотни ответов — дерзких, остроумных, уничижительных. К несчастью, я с детства привыкла уважать старших, какую бы обидную чушь те не несли.
— Почему вы говорите мне это? — спросила я.
— Хочу уберечь вас, — сказал Рэндольф, — от величайшей ошибки вашей жизни. Поверьте человеку, который похоронил трёх жен и собственного сына. Ни одна женщина за девять поколений не жила долго и счастливо в особняке Монтгомери. Мы не в силах отменить родовое проклятие, наш удел оставаться холостяками и заводить детей на стороне. У поместья уже есть хозяйка.
Читать дальше