Речь закончена, и Рашми уходит к парням. Мередит ведет меня на английский. Профессор еще не пришла, и мы выбираем места на галерке. Классная комната меньше, чем я привыкла, а темные, светящиеся от чистоты высокие окна напоминают двери. Но доска, вмонтированная в стену точилка для карандашей и парты точно такие же, как в Америке. Я концентрируюсь на знакомых вещах, чтобы ослабить напряжение.
- Тебе понравится профессор Коул, - говорит Мередит. - Она веселая и всегда советует превосходные книги.
- Мой папа – романист, - выбалтываю я, не подумав, и тут же жалею об этом.
- Правда? Кто?
- Джеймс Эшли. Это его псевдоним. Наверное, Олифант звучит слишком приземлённо.
- Кто?
Фактор оскорбления умножается.
- «Решение»? «Вход»? По ним еще сняли кино. Ладно, забудь, у них всех такие неопределенные названия…
Она с волнением наклоняется вперед.
- Нет, моя мама обожает «Вход»!
Я морщу нос.
- Эй, они совсем не отстойные. Я как-то посмотрела этот фильм с мамой и разревелась, когда та девочка умерла от лейкемии.
- Кто умер от лейкемии? – Рашми шлепает рюкзак рядом со мной. За ней приходит Сент-Клер и занимает место перед Мередит.
- Папа Анны написал «Вход», - объявляет Мередит.
Я кашляю.
- Не то, чтобы этим я горжусь.
- Извини, а что за «Вход»? – интересуется Рашми.
- Ну, по фильму мальчик помогает маленькой девочке в лифте нажать на нужную кнопку, а затем вырастает и влюбляется в нее, - рассказывает Мередит, пока Сент-Клер откидывается назад на стуле и изучает ее расписание. - Но в день после помолвки, она узнает о страшном диагнозе.
- К алтарю отец привозит дочь уже в инвалидном кресле, - продолжаю я. - А затем она умирает в медовый месяц.
- Тьфу ты, - одновременно откликаются Рашми и Сент-Клер.
Неловкая ситуация.
- Где Джош?- спрашиваю я.
- Он же на класс младше, - отвечает Рашми, как будто я уже должна была это знать. - Мы бросили его на введение в математический анализ.
- О. - Наша беседа зашла в тупик. Прекрасно.
- Три общих предмета, Мер. Дай свой. – Сент-Клер снова откидывается назад и крадет мою половинку. – O-o-o, основы французского.
- Как я и говорила.
- Все не так плохо. - Он возвращает расписание и улыбается. – Ты будешь читать меню без меня, пока не заучишь.
Хм, возможно я не хочу учить французский язык.
Блин! Мальчики превращают девочек в таких идиоток.
- Бонжур а тю 3. – В класс входит женщина в ярко бирюзовом платье и ставит кофейную чашку на трибуну. Она довольно молода, и у нее самые светлые волосы, которые я когда-либо видела у учителя.
- Для… - Ее глаза осматривают комнату и останавливаются на мне.
Что? Что я сделала?
- Для нашей единственной новенькой - же м’аппель профессор Коул 4.
Она делает глубокий реверанс, и класс смеется. Все оборачиваются в мою сторону.
- Здравствуйте, - пищу я.
Подозрения подтверждены. Из двадцати пяти человек — всего выпускного класса — я единственная новенькая. Это означает, что у моих одноклассников есть еще одно преимущество: они знают учителей. Школа такая маленькая, что каждый предмет преподается одним профессором во всех четырех классах.
Интересно, какого студента выбросили, чтобы освободить мне место? Вероятно, кого-то более крутого. Кого-нибудь с дредами, татуировками кинозвезд и связями в музыкальной индустрии.
- Я вижу, персонал снова проигнорировал мою просьбу, - говорит профессор Коул. – Всем встать. Вы знаете порядок.
Я не знаю, но выдвигаю стол, когда все остальные начинают делать то же самое. Мы ставим их в большой круг. Странно видеть всех моих одноклассников одновременно. Я пользуюсь возможностью разглядеть их. Не думаю, что я выделяюсь, но их джинсы, обувь и рюкзаки дороже моих. Они выглядят более чистыми, более сверкающими.
Ничего удивительного. Моя мама - учительница биологии в средней школе, так что у нас немного денег на лишние расходы. Папа платит за ипотеку и помогает со счетами, но этого не хватает, а мама слишком горда, чтобы просить больше. Она говорит, что он в любом случае отвертится от ее просьбы и пойдет купить себе новый эллиптический тренажер.
Может быть, в этом есть своя доля правды.
Остаток утра проходит как в тумане. Мне нравится профессор Коул, и мой учитель математики, профессор Бабино, тоже весьма мил. Он парижанин, и выгибает брови и брызжет слюной при разговоре. Честно говоря, не думаю, что это национальная черта. Думаю, это простая шепелявость. С акцентом нелегко говорить.
После математики у меня стоят основы французского. Профессор Гиллет тоже парижанка. Символично. В этой школе иностранный всегда преподают носители языка. Мои учителя испанского вечно закатывали глаза и восклицали «¡Ае, диос мио!» 5 всякий раз как я поднимала руку. Они были расстроены, когда я не могла разобраться в понятие, которое казалось для них очевидным.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу