Елена Виг - Белая лилия

Когда с десертом было покончено, господин Бонэ пригласил Пьера в свой кабинет.

Там он налил коньяк в бокалы и предложил Пьеру сигару. Тот отказался и только наблюдал, как хозяин дома задумчиво разминает ее длинными красивыми пальцами.

– Вы, конечно, понимаете, господин Бонэ, что я пришел сюда просить вашего разрешения жениться на Лили, – наконец сказал он. – Я полюбил ее, как только увидел. Вернее, мне кажется, что значительно раньше, хотя это и сложно объяснить. Я счастлив, что ваша дочь ответила мне взаимностью.

Бонэ, молча, продолжал держать сигару в руках, как будто забыв, для чего она предназначена.

– Вы мне очень нравитесь, – сказал он, наконец. – Я знаю, что Лили тоже любит вас, мы вчера долго с ней об этом говорили. Я понимаю, что, если она решила, что хочет за вас замуж, то я не могу этому препятствовать. Но, если бы вы оба действительно спросили моего мнения об этом браке, то я бы сказал «нет».

Тишину, наступившую после этих слов, казалось, можно было резать ножом.

– Почему? – наконец спросил Пьер.

– Потому, что вы друг другу не пара.

Бонэ сказал то же, что сказала тогда Лили. «Неужели и он придерживается тех же классовых предрассудков?», – подумал Пьер. Но Бонэ как будто услышал этот невысказанный вопрос.

– Вы не подумайте, что я говорю о вашем дворянском происхождении. Это все глупости! Моя девочка хорошо воспитана и образована и за нее не будет стыдно ни в каком обществе.

– Тогда в чем проблема? – не понял Пьер.

– Проблема в национальности. Вы француз, а мы – евреи. Крещеные, но евреи.

– И что? Какое это имеет значение?

– Для Вас, может быть, и никакого. А вот для остальных…

– Вы имеете в виду моих родителей? Уверяю вас, что их мнение по этому вопросу меня не интересует.

– Это я вполне допускаю. Вы современный, самостоятельный человек с нормальными взглядами. Кстати, раз уж мы скоро станем родственниками, то, может быть, нам перейти на «ты»?

Пьер кивнул, надеясь, что теперь разговор станет еще более доверительным.

– Так вот, Пьер, я хочу, чтобы ты понимал ситуацию. Сейчас очень непростое, очень опасное время. В соседней стране, в Германии к власти пришел человек, биологически ненавидящий евреев. Он не разбирается, кто крещен, а кто нет. Люди бегут оттуда, бросают все, что имеют. Ты ведь слышал об этом?

– Да, думаю, что кое-что слышал, но…

– Вот именно, что «но». Тебя это не касается, ты можешь на это закрывать глаза. Каких-то евреев, откуда-то выгоняют. Прости, я не хочу тебя обидеть, но отлично понимаю, как ты воспринимаешь эти факты.

Пьер не возражал. Он действительно не особо задумывался над тем, что в Париже появилось много людей, которые бежали из Германии. Эти люди преимущественно были евреями, некоторые даже не бедствовали, учитывая, что их жены и дочери приходили в его Дом моды заказывать себе одежду.

– Но какое отношение Гитлер имеет к нам? Мы живем в нормальной стране.

– Не будь так наивен! Очень скоро Гитлеру станет мало Германии, и он замахнется на весь мир. Тогда здесь будут те же порядки, что и там.

– Я не думаю, что это возможно, – возразил Пьер.

– Еще как возможно! Я понимаю, что ты не следишь за политическими событиями в стране. Я не упрекаю тебя, но поверь мне, у нас тоже найдется масса людей, которые будут рады приходу Гитлера.

– Я, все-таки не думаю, что Германия будет воевать с нами. Одну войну она уже проиграла. Но, даже если они и рискнут напасть на другие страны, то неужели мы не сможем дать им отпор?

– Не уверен. Я, конечно, патриот, но не очень-то я верю в силу нашего оружия, уж прости меня. Наши политики больше думают о борьбе друг с другом, а не с внешним врагом. Правые против левых, фашисты против коммунистов… А ведь немцы очень опасны, у них более мощная экономика, а, если они подомнут под себя еще и восточных соседей, то мы не сможем им противостоять. И, к тому же, не забывай про Италию.

– А что с Италией?

– Муссолини – это тот же Гитлер. Пусть он менее кровожаден, но, по сути, у них больше общего, чем тебе кажется. Если они объединятся, то война будет практически неизбежной.

– Но Муссолини ненавидит Гитлера.

– Мой дорогой, это всего лишь слова. Даже договоры, подписанные на бумаге, ничего не значат в политике, а уж слова…

Пьер молчал. Ему нечего было возразить Лазару Бонэ. Было очевидно, что, в отличие от него самого, его будущий тесть хорошо разбирается в этих вопросах. Для Пьера политика была чем-то отвлеченным. Его стихией были цвета, линии, формы. До тех пор, пока женщины хотят быть красиво одетыми и могут за это заплатить, политика его не очень волновала. Похоже, он впервые общался с человеком, который воспринимал отношения между мировыми державами как что-то очень личное.