Кристин Ханна - Снова домой

Он взял из ее рук кисточку, краску, намазал себе ладони и отпечатал их по обе стороны тарелки. Когда с этим было покончено, Энджел оглядел результат своих трудов, оглядел затем весь стол и почувствовал себя как дома.

– После ужина я надпишу «1996» рядом с твоими отпечатками, – сказала Лина.

Он пошел вымыть руки, Мадлен с Линой остались за столом. Они смотрели на отпечатки во главе стола, где когда-то сидел Фрэнсис.

Энджелу даже в голову не пришло, что им будет очень тяжело проводить этот праздник без Фрэнсиса. Он мог бы и догадаться, однако не догадался. Наконец Энджел вернулся и занял свое место.

Возникла неловкая пауза.

– Вы обе такие счастливые, – мягко заговорил он, – у вас столько воспоминаний о Фрэнсисе. Они навсегда останутся с вами. Ваша традиция привела его за этот стол, и он останется тут навсегда. Как отпечатки его рук на скатерти.

Лина всхлипнула, быстро отерла глаза.

– Столько всего мне хотелось бы ему сказать, ему и вам обеим, но не следует спешить. Пока я просто хочу поблагодарить судьбу за то, что мы здесь, все вместе. Именно этого хотел бы и Фрэнсис, я уверен.

Мадлен подняла глаза и улыбнулась ему:

– Индейку резать теперь тебе.

Энджел почувствовал, как призрак брата склонился над его плечом, дыша Энджелу в ухо. Он взял нож. Тысячи разнообразных мыслей роились в голове. Он многое хотел сказать, многое обязан был сейчас сказать, но в голове сидела только одна фраза: «Ну, братишка, покажи, как ты умеешь разделываться с птицей».

Энджел поднялся со стула, слыша мысленно голос Фрэнсиса. «Начинай с грудки, Энджел. Видит Бог, ты должен хорошо с этим справиться».

Энджел чуть не рассмеялся вслух. Он поднял глаза и увидел, что Лина и Мадлен тоже улыбаются.

И он начал разделывать индейку.

В Сиэтл пришел декабрь, в палитре которого были в основном только две краски – серая и белая. Густые тучи висели над головой, и только лишь самым удачливым солнечным лучам удавалось дотянуться до земли. Голые деревья дрожали вдоль обочин дорог под порывами свирепого ветра.

Наступал вечер, небо потемнело.

Подъезжая на машине к дому Мадлен, Энджел ощущал нервную дрожь. Десяток раз он приезжал сюда вечером и утром с тех самых пор, как они впервые занялись любовью, но сегодня ее дом казался странно изменившимся. Мороз превратил тротуары и дорожки в зеркала, от мороза как-то по-особенному сверкали сегодня вывески магазинов. Иными словами, мороз сделал все хрупким на вид, словно мир вдруг оказался выстроенным из стекла.

Оставив невыключенным двигатель, Энджел вылез из автомобиля. Из выхлопных труб выходил и быстро растворялся в холодном воздухе дым. Подойдя к входной двери, Энджел остановился и одернул темно-синий костюм. Потом постучался.

Ему открыла Лина. На ней было зеленое бархатное платье с белым кружевным воротничком и широким бельм поясом. Она выглядела восхитительно. Он успел подумать, что, несмотря на многие годы, проведенные вдали от семьи, он все-таки может сейчас видеть такой красивой свою дочь, теперь уже не подростка, а молодую женщину.

– Ну, как дела у моей девочки? – спросил он. В ответ Лина улыбнулась:

– Прекрасно. Все готово?

Он пожал плечами, чувствуя, как его снова охватывает нервная дрожь.

– Надеюсь, во всяком случае. Я переговорил вчера обо всем с отцом Маклареном. Он поинтересовался, какую музыку я люблю... сказал, что мои музыкальные вкусы несколько необычны. Но возражать не стал.

На сей раз ее улыбка стала чуть сдержаннее.

– Отлично.

Взяв Лину за руку, он заглянул ей в глаза.

– Ты сама-то готова?

Она кивнула. И прежде чем Лина успела что-нибудь добавить, в гостиную вошла Мадлен. Лина чуть посторонилась, и Энджел вошел в дом.

Глядя на Мадлен, он с трудом узнавал ее в этой потрясающе прекрасной женщине. На ней было элегантное темно-синее шерстяное платье и единственная нитка жемчуга. Мадлен слегка одернула на себе платье.

– Что ты так смотришь?

– Да так, просто... Ну что, пойдем? – спросил он.

На мгновение на ее лице появилось испуганное выражение, но Энджел прекрасно понимал чувства Мадлен. Он протянул ей руку, и когда она взяла ее, улыбнулся, стараясь подбодрить Мадлен.

– Не бойся, – шепотом сказал он.

Они все втроем вышли из дома и забрались в теплый салон «мерседеса». Все молчали, погруженные в собственные мысли и воспоминания. Так, в молчании, они подъехали к церкви.

Остановившись, Энджел выключил мотор. Большая, выстроенная из кирпича церковь сверкала в лучах заходившего солнца. Иней сверкал на окнах и крыше.