Александра Макарова - Мой личный драмтеатр

На подушке его аромат. Не могу себя заставить поменять постель, удерживая эти воспоминания. Говорят, что животные определяют подходящего партнера по запаху, мы, видимо, недалеко от них ушли. Спрятала, когда он уходил, туалетную воду, которую сама же дарила ему на день рождения. Теперь брызгаю ей наволочки, пытаясь добиться эффекта присутствия.

Ночи напролет курю на балконе, пытаясь совладать с собой, но снова в памяти предательски всплывают картины нашей бурной совместной жизни.

– Ты возродила меня, я думал, что никогда уже не смогу полюбить. Моя Вера, мое второе дыхание, мое спасение, – шептал он мне на ухо, обнимая сзади теплыми, сильными руками и прижимаясь всем телом.

– Ты разбудил во мне женщину, научил ей быть, спасибо.

Я помню все наши диалоги наизусть. Многочисленные «сердечки» в сообщениях, глупые, банальные, но такие долгожданные фразы. Не верилось, что прочитанные когда-то любовные истории наконец-то воплотились в реальности. Правда, через некоторое время меня от них стало подташнивать. Переизбыток чувств убивает чувства. Если съесть слишком много любимого мороженого, потом не можешь на него даже смотреть, но если тебе навсегда заблокировать доступ к этому мороженому, будешь выть как раненный зверь, пытаясь его добыть.

Я превратилась в наркомана, которого лишили дозы, меня крутит и ломает, хочется кричать от боли, но, с наступлением утра, я должна брать себя в руки, улыбаться ребенку, работать и делать вид, что все нормально, что все прошло, и я счастлива.

Не могу читать, не могу смотреть фильмы, не могу никуда ходить с друзьями. Меня воротит от всего, что не связано с ним. Когда упиваешься своим страданием, оно прорастает в тебе, пускает корни, вплетается ветвями в вены и артерии, лишая личности, ломая характер, уничтожая все, что в тебе было в той, прошлой жизни. Мучительная ломка.

Анализировать свои эмоции довольно сложно, а признаться в них еще сложнее, особенно в негативных. Покажите мне хоть одного человека, который честно сознается, что завидует. Я завидовала его умершей жене. Для меня это самый ужасный факт, который я сейчас пытаюсь осознать, принять и проработать.

Я билась головой об стену, мысленно прося ее отдать Диму мне, отпустить его, наконец, ведь, несмотря на то, что он жил со мной, спал со мной и воспитывал детей, он все равно продолжал по ней страдать. Татуировка с ее портретом, заставка на телефоне с ее фотографией, ее личные вещи, ненавистное мной обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки. Это было очень жестоко с его стороны. Меня разрывало на части от гнева, ведь с моей точки зрения, он меня предавал, он лгал и лицемерил, когда клялся мне в любви и говорил, что только мой, потому что по факту он оставался женат на другой, хотя ее больше и не было в живых. Я не знала, что мне еще сделать, чтобы занять ее место на пьедестале.

Сейчас я думаю, что ему просто очень нравился образ вдовца, потому что это вызывало всеобщую жалость, скорее всего, Дима никак не мог понять, что быть счастливым – не стыдно, даже после такой трагедии, хотя это всего лишь мои личные выводы. Не мог ведь он специально причинять мне боль своими действиями, элементарно получая от этого удовольствие, не верю, не хочу верить. В любом случае, мне было невыносимо играть вторую роль, я привыкла быть примой.

Он позвонил. Меня прошиб холодный пот. Дрожащими руками я ответила:

– Да.

– Нужно решить оставшиеся вопросы с документами. В пятницу сможешь?

Не такой беседы я ожидала. Ни «Здравствуй», ни «как ты?». Ну ок.

– Смогу.

– В десять утра у нотариуса на Пискунова.

– Хорошо.

Еще два часа я сжимала телефонную трубку в руке, сидя на ледяном полу в коридоре, и ревела. Мое сердце разрывалось на миллиард микрочастиц. Теперь это точно конец. Пути назад больше не будет. Последняя ниточка, которая нас связывала, разорвется. Надпись на двери «HOME» издевательски смотрела прямо на меня, крича о разбитых мечтах. Это больше не уютное семейное гнездышко. Это пустая съемная квартира матери-одиночки.

Впервые в жизни я так тщательно готовилась к встрече с нотариусом. Говоря откровенно, я знала, что смогу сломать бетонную стену, которую мой несостоявшийся герой волевым усилием между нами воздвиг. Ему наверняка так же больно, как и мне, к тому же, я единственная женщина, которую он хочет, в этом не было сомнений.