Вячеслав Прах - Грубый секс и нежный бунт

В тихом омуте мои черти жгут ее душу на костре.

Я очнулся, но теперь я ее не обнимаю, а вхожу в нее на вытянутом деревянном столе с белой скатертью, все вокруг улыбаются, пьют шампанское, расхваливают свои достижения, кичатся приобретенными богатствами. Они не видят нас, потому что я и она – мы стоим на том же самом месте, где стояли в первые минуты знакомства. Смотрим друг другу в глаза. Наши тела рядом с этими людьми. Наши тела – красивое ничто…

Я чувствую ее, как никогда в своей жизни. Я целую ее нижнюю губу, ее подбородок, ее длинную изящную шею, я целую ее правое ухо. Затем нос и глаза. Дьявольские зелено-черные глаза, глаза греха, бездны, потерь. Глубокие… Глубже большинства глаз в этом зале. Она видела боль, она знала боль, через познание боли она пришла к тому, что называет сейчас счастьем. Но она не знала меня! Я – ее одурманенный рассудок, ее отрава, ее алкоголь. Я – ее экстаз, ее оргазм, ее сладкий ад.

Она понимала, на что я способен, с первых секунд знакомства. Она видела всех моих демонов внутри. Я целовал ее груди, нежно покусывая соски, я знал, что заберу ее душу и оставлю только пустое тело. Мне это нужно, без этого я – не я!

Я очнулся… Я пьян, я не помню ничего, я не знаю себя и кем я был. Я жадно кусаю ее ягодицы. Одну за другой. Я прикладываю свою горячую щеку к ним – о боже, как они прекрасны! – и чувствую неописуемое блаженство внутри. Я провожу указательным пальцем по ее пояснице. Нет, по ее безупречности, по ее идеальным изгибам, по ее женственности, по ее тайне. Я не вижу ее лица, но я на миллион процентов знаю, что это именно она и что она позволит мне сделать все, что я только пожелаю с ней сделать. Я вхожу во врата Эдема, и меня снова встречает дьявол…

Я беру ее грубо, как только могу. Во мне просыпается зверь, я хочу ее разорвать, придушить, чувствовать пальцами силу ее зубов. Ее укусов. Я хочу, чтобы она нежно посасывала мой палец, я представлю, что это мой второй член – от этого я еще безумнее, сильнее, страстнее…

Я достаю палец из ее рта, аккуратно вхожу им туда, куда позволяют входить не каждому; они считают, что это не самое благородное место для путешествия – напрасно! Это место – часть ее, я хочу ее полностью – и буду брать без разрешения, потому что она мне «по кайфу». И теперь все мое тело вздрагивает от наслаждения, в глубине души я кричу от боли, от сладкой боли. Жаль, что у меня нет трех членов, чтобы каждым из них ее осквернить. Ее полюбить. Ее познать. И украсть все, что только можно украсть. Все полностью. Одновременно. У нее не будет от меня тайн: я – ее тайна. Я – хранитель ее тайн.

Я не вижу ее, но взрываюсь в ней, я умираю в ней, я испытываю такое блаженство, какое после трехдневной жажды не испытывают пьющие воду. Я умираю. Оживая, возрождаясь… Я в ней оставляю себя и все то, чем я являюсь! Это страшно приятно, это дьявольски невыносимое безумие. Она чувствует меня. Я – есть она. Она – есть я.

После… Из нее капает на пол то, что я в ней оставил. А я в это время нежно обнимаю ее, как первую юношескую любовь, робко и искренне, как ласковую девчонку, с которой впервые случилась близость. Глажу ее волосы. Заставляю ее привыкать к моим рукам. Я хочу, чтобы она к ним привыкла. И понимаю, что наши тела слишком тесны, слишком просты, слишком бесполезны.

Я целую ее на прощание и отдаю мужу.

Я знал, что она будет лететь именно на этом самолете. Потому что по-другому быть и не могло, только не в этот день…

Я сидел в хвосте самолета и не видел, как она вошла, какое место заняла, но я был уверен в том, что сейчас она духовно близко, дышит мне прямо в лицо. Я ощущал жар ее тела, я мог прикоснуться к ее пересохшим губам. Я мог утолить ее жажду.

Я очнулся…

В руках я крепко держал черный кожаный ремень и нежно водил им по ее ангельскому лицу, она глотала мой орган, нежно посасывая его, без единого укуса, профессионально, будто это была профессия всей ее жизни, даже больше – призвание души. Время от времени она закрывала глаза и опускала правую руку к отравленному источнику. Она возбуждалась от того, что доставляла мне удовольствие. Кайфовала от того, что я желал ее удушить, застегнуть ремень у нее на шее, сделав из него петлю.

Придушить… ослабить… смотреть в глаза. Мягко провести указательным пальцем по ее щеке… Она видела это желание в моих глазах, держа во рту то, чем я хотел достать до ее бездны, сжечь все ее святыни и на этом пепле заниматься с ней нежно любовью.

Я бросил на пол ремень, она что-то увидела в моих глазах, что-то такое, что заставило ее остановиться. Она смотрела и ждала.