Анна Закревская - Inselstadt - Город-остров

– Стоять!

Резкий окрик подкрепился клацаньем взводимых затворов. На останках галереи, ведущей в колокольню, заметалась тощая высокая тень; слитный свет десятка фонариков превратил арку готического портала в театральные подмостки, а седого человека в измятом плаще готов был сделать главным героем и жертвой городской мистерии одновременно.

– Йоахим! – не удержавшись, ахнула Катарина.

И тогда начальник стражи допустил первую ошибку.

– Задержать сообщницу! – прозвучал приказ. Стражники, перестав играть мирных граждан, схватили Катарину за плечи. Рассыпались по булыжнику печенья и яблочные слойки, погасла в падении сбитая свеча.

– Отпустите её! – закричал Йоахим. И тогда начальник стражи допустил вторую ошибку.

– Огонь! – прозвучал приказ. Но чтобы прицелиться в Йоахима, стражникам требовалось освободить руки от Катарины, что они, растерявшись, и сделали. А Морской собор вообще был против стрельбы, собору безмерно надоела война, и потому он дёрнулся ещё раз, оборвав под землёй электрические кабели, и в единый миг выключил подсветку площади. Выстрелы грохнули в темноте. Вторил им короткий стон, не услышанный никем. Преодолевая страх тьмы, стражники поспешили в недра колокольни за седым анархистом, но замешкались у входа, фонариками наплодили теней в остатках стрельчатой колоннады, тогда как на стороне Йоахима была память о каждом шаге в верном направлении, которое он сейчас мог взять и при полном отсутствии света. Узкая щель, открывшись в стене, пропустила архитектора внутрь и наглухо сомкнулась за его спиной, предоставив стражникам в бессильной ярости сбивать кулаки о холодный камень.

Оказавшись за пультом, Йоахим открыл подачу топлива и запустил прогрев двигателей. Зачарованный, он наблюдал сквозь защитное стекло, как гигантские поршни с шумом втягивают в себя воздух, обозначая своим движением первый такт симфонии, что не звучала очень и очень давно. Потом архитектора повело в сторону, и он непроизвольно поставил рукоятку тяги чуть не на максимум.

– Торопишься… мастер, – отметил собор. – Не стоит. Сюда им всё равно не проникнуть.

– Я ранен. Хочу успеть прежде, чем вырублюсь.

Что-то дрогнуло в разогревающихся механических глубинах: Морской собор осознал, что след, оставленный рукой архитектора на его приборной панели – не смазка и не бензин. Снаружи, разрушая аккуратную симметрию булыжной мостовой, пошла трещинами земля на площади Королей. Загудел под низкими тучами несуществующий колокол. Стражники врассыпную выскочили из собора; праздное любопытство зевак было смыто ударной волной первобытного ужаса, и люди бросились под прикрытия ближайших домов, хотя в такую ночь ни одному из зданий уже не могло быть прежнего доверия.

– Я смогу тебя спасти, Йоахим, – прошептал собор. – Лестница справа ведёт в усыпальницу. То, что выглядит гробницей, на самом деле криокамера. Я активировал режим предельного замедления метаболизма. По прибытии немедленно найдём врача. Переходи с дизеля на реактор, включай автоведение, дальше я сам…

Собор никак не мог видеть, но странным образом почувствовал, как архитектор качает головой в решительном знаке отрицания.

– Спаси лучше Катарину. Или отпусти меня объясниться перед ней, прежде, чем я…

Отныне и до конца дней своей новой жизни Морской собор предпочитал думать, что поступил правильно.

Верёвочная петля дважды обвилась вокруг талии зеленоглазой девушки, которая одна не сбежала с площади, а металась перед механическим чудовищем, требуя выдать ей любимого человека. Собор бережно втянул Катарину наверх лебёдкой и выпустил на уцелевшую площадку галереи, откуда вниз вела крутая винтовая лестница.

– Он попросил меня спасти тебя, – раздался тихий голос в голове Катарины. – А я попрошу тебя спасти его.

Прокладывая за собой прямую линию безымянной улицы, сверхтяжёлая платформа взяла курс на север, к морю, унося на себе остатки несломленных контрфорсов, резную свечу колокольни и двух людей, которые обладали даром слышать голос собора.

Йоахим очнулся от того, что волосы Катарины щекотали ему лицо. Изорвав свой передник и рукава блузки, девушка перевязала архитектору плечо и ногу. Свежий норд трепал длинные пряди цвета латуни, сплетая их с волосами цвета вольфрама. От холода было почти не больно.

– Рина, – тихо прошептал архитектор, не в силах позвать зеленоглазую девушку полным именем, но она всё равно услышала и пришла в его беспамятство, чтобы удержать от шага за грань. – Родная моя… птица… снишься мне…