Катерина Молния - Глазопял

Беда пришла в королевство. Из-за леса, из-за гор явилась злая колдунья.

– Отдавайте мне, – говорит,– треть королевства вашего, али я вам не родня?

А что тут скажешь? Родной сестрой была та колдунья из Нижнего Новгорода деве-криворучке. Много лет назад рассорились они в пух и прах из-за одного прекрасного принца. Спрятана та история в туманы лесные, укрыта слезами женскими и проклятиями. Да нет-нет, а вылезают из тумана лешие, кикиморы да бабьи слухи. Так вот, один бабай и поведал ту страшную тайну девы-криворучки, что принц-то предпочел колдунью злую, которая в ту пору была обычно волшебницей и старшей сестрой девы. Но случилось дело страшное, непоправимое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. То ли принц гулящий оказался, то ли бес его попутал, но изменил он любаве своей с ее сестрой, а та возьми и забеременей.

Принц каяться давай, что любит он только принцессу, а сгубили его демоны синие. Мать старая проклятия начала сыпать, да такие страшные, что превратилась добрая волшебница в злую колдунью, со всеми поссорилась и уехала из королевства.

И решили мать с королевой данью отдать злой колдунье треть королевства. Из казны все средства выгребли, да еще и кое-что продать пришлось, включая любимый черный ящик маленькой принцессы. Как же она горевала. Тогда-то и рассказали ей эту сказку. Принцесса успокоилась, свои выводы сделала, мол, все принцы ироды.

Дальше в королевстве все утихло, постепенно и казна пополнилась, и ящик новый черный им доставили.

Только принцесса росла с тяжкой, будто разворошили гнездо родное, крылья ей подрезали, да так и выросла она, так и не разу не взлетев…

И не началась другая сказка…

Софья осматривала квартиру своего кавалера.

Во-первых, это его собственная жилплощадь. Во-вторых – нигде не видно мебели из «Икеа». Для двадцатичетырехлетней Софьи это уже было показателем шика. Серо-коричневые шторы, которые одинаково грустно смотрели на нее из обеих комнат и совсем не пропускали свет, задавали этому пространству оттенок мужского одиночества. В третьей же комнате занавесок не оказалось вообще. Да и зачем они там? Михаил явно использовал ее как склад менеджера-холостяка. Пачки офисной бумаги, коробки с ношеными туфлями, хранящимися уже лет пять, наборы инструментов, купленные, потому что каждый уважающий себя мужчина должен их иметь. Оставшиеся после ремонта обои и еще какие-то скучные холостяцкие штуковины типа олдскульного зонта-трости и пары десятков роликов для снятия катушек и волосков с одежды, будто на тот случай, если в доме появится животное.

Понимала ли уже тогда Софа, что скоро будет жить в этой квартире, да еще и периодически гонять в ней таджичек из клининговой компании? Неизвестно. Зато точно известно, что, бегло оглядев комнату, именуемую складом, Софочка уже мысленно распланировала в ней свою гардеробную и большой туалетный столик белого цвета в стиле барокко с овальным зеркалом, который по ее велению и расположился там позднее.

Но вернемся в ту, пусть и не голливудскую, но такую душистую ночь, которая началась с безобидной экскурсии по Мишиной квартире.

Миша продолжал краснеть до кончиков светлых волос. Он вдруг осознал, что, хоть ему уже под тридцать, все равно как-то чуждо ему девушек домой приглашать. Отношения раньше складывались, но были быстрые и малопримечательные, как мотыльки-однодневки. Слетался с кем-то, разлетались чуть ли не на следующий день. Не до семейного гнезда ему было, все время уходило на строительство карьеры. Да и что такое свое семейное гнездо – он точно еще не понимал.

В неотесанной квартире некому было навести уют. Да что говорить, даже бокалов для шампанского у него дома нет.

Осмотрев комнаты, они дошли до кухни, где Миша хотел поставить бутылку, которую они принесли с собой, в холодильник, но Софья жестом его остановила.

– Давай выпьем еще.

– Софочка, у меня нет бокалов. – Он еле заметным движением указательного пальца пододвинул к ней обычный стакан и покраснел. Ему вдруг стало неловко, он первый раз в жизни хотел исполнить любое желания девушки, а тут такой прокол с бокалами.

– Как нет? – голос у Софочки немного треснул. – Ну, давайте что есть.

Михаил неловко засуетился и налил в такие неэстетичные, по его мнению, стаканы игристое.

Они распили бутылку, потом достали из холодильника еще одну.

Затем Софья удалилась в ванную. Ей уже стало весело и хотелось подбавить градус.