Эмма Нуэр - От желания уйти до желания остаться

Сквозь его мысли доносились обрывки фраз и проклятия: «Сволочь». «Мой отец до тебя доберется». «Отвечай, когда тебя спрашивают».

Гнев ей был не к лицу. Определенно.

– Постарайся вспомнить, Анна. – попросил Уго, перебивая словесный поток брани. – Расскажи мне, что ты помнишь из последних событий?

Девушка дышала, как бык, сквозь зубы и заложенные ноздри, издавая и свист, и шипение.

«Что ты помнишь из последних событий?»

Уго с характерной загадочностью жадно ждал ответа. Надрывное дыхание девушки становилось тише, реже… Оно слилось с тишиной. Столкнувшись с серыми туманными глазами Уго, в отражении которых Анна всегда видела собственные пороки, она неосознанно запрыгнула в последний вагон спокойствия и равновесия. Застыла.

Глаза… Эти глаза… Портрет Уго…

Девушка попыталась собрать все хаотично разбросанные по неподъемной голове мысли. Она и Уго… Мастерская… Нагота – изящество и рельеф мускул… Она рисовала его.

В памяти замаячили кадры уже минувших моментов – самых прекрасных моментов. Капли масла на горячей коже Уго, покрытой мурашками; отсветы на выдающихся скулах и лобных костях, оттененных вечерним полумраком. Солнечные зайчики, скачущие по стенам и телам. Образы, голоса, запахи. Запахи красок, феромонов и… муската.

ЧСС [2] Показатель, характеризующий частоту сердечных сокращений. Анны был на максимуме. Она не могла ни минуты усидеть на одном месте: летала по всем холлам особняка, такая счастливая и непосредственная, такая живая и воздушная, какой ее помнили с самого рождения. Вся эта сумасшедшая неделя была настоящим праздником: строгий отец наконец принял ее выбор в пользу искусства, а не семейного бизнеса, или попытался это сделать, не причиняя морального и физического вреда окружающим.

Все это было не для Анны: она имела твёрдую убеждённость, что только мазохист добровольно посвятит жизнь хедж-фондам отеческого концерна, даже если это MarinoWideUnion – самая дорогая публичная компания едва ли не во всей Италии. Ни за что. Достаточно и того, что от фамилии Марино вздрагивает вся Флоренция, и давно пора было внести в этот патриархат свежую ноту чего-то прекрасного, и она мастерски это делала.

– Папочка, спасибо тебе за то, что помог с открытием мастерской! Атмосфера в ней просто волшебная, ты не представляешь, как я теперь счастлива! Кстати, я уже попросила водителя перевезти в нее все мои материалы и инструменты; надеюсь, он пока тебе не нужен.

Анна набросилась сзади на шею отца, скрестив на ней хрупкие предплечья, и безустанно твердила о том, о сем: о том, какое удачное место они подобрали для ее рабочего пространства, как много света в нем, и какая стильная мебель. Все без исключения приводило ее в неописуемый восторг, и Бернардо грелся в лучах ее наивной радости. Электронный ящик разрывался от потока мейлов, но он сворачивал все вкладки на ноутбуке и слушал воодушевленные рассказы дочери.

– Разве моей принцессе можно отказать? Я лишь хочу, чтобы ты однажды не пожалела о сделанном в прошлом выборе, потому что прошлое нас не жалеет.

Бернардо до дрожи в горле любил свою единственную дочь, но был раздавлен. Кожаное кресло в Совете директоров рядом с ним было уготовано для нее и лишь для нее с первых лет обучения в Гарварде, но с них же и начались первые семейные размолвки. Детское увлечение рисованием превратилось в наваждение, и даже одержимость, но, несмотря на все палки в колесах, Анна окончила академию художеств. Ее полотна постепенно приобретали спрос на аукционах, а многие почитаемые в обществе наставники Анны прочили ей блестящее, даже великое будущее.

Бернардо гладил локоть дочери и думал о том, чему никогда не суждено было сбыться.

– Какие планы на сегодня, дорогая? – спросила Агнесса, наполнив кабинет ароматом свежего кофе. – Я случайно подслушала ваш разговор. Значит, ты довольна своей мастерской?

– Ты шутишь? Она просто великолепная!

Анна освободила отца из цепких объятий и взяла у матери вторую чашку кофе.

– Знаешь, я нашла прекрасного натурщика – его зовут Уго. Его тело, словно вылепили сами Боги по моему заказу! Мне очень повезло – он согласился мне позировать.

– Кхм-кхм. – поперхнулся Бернардо. – Не думаю, что твой жених Аурелио разделит твои восторги.

– Что? Глупости какие… Поймите, тело Уго – это настоящее искусство, и, если мне удастся оживить его на холсте, ахнет даже мой Лио.