Григорий Жадько - Страна расстрелянных подсолнухов

– Данила, ты все с Леной ездишь или как?

– Или как! – бросал я, хватая на бегу что-нибудь вкусненькое из холодильника.

На кухне призывно шкворчало сало, но ждать было некогда. Мать работала плиточницей на заводе железобетонных изделий. Труд был нелегкий. Наклеивала ленты с мелкой кафельной плиткой на стеновые панели. В цехе было полутемно, заезжали грузовики, гуляли сквозняки, пахло сырыми плитами и сваркой.

– Все носишься, гоняешь, поесть нормально некогда! Испортишь желудок!

– Вот для того и ношусь мама, чтобы у тебя, наконец, появилась нормальная человеческая работа. Сколько можно здоровье на этом проклятом ЖБИ гробить.

– Да я привыкла. Всю жизнь на одном месте. Первые только три года плакала, тяжело было. Девчонка совсем была. А на заводе фуфайка, бетон, «сапоги-кирзачи» и мужики в три этажа матом кроют. А втянулась, не стала обращать внимания, человек ко всему привыкает.

– Все изменится! Обязательно! – горячо убеждал я ее и глаза мои горели.

– Как изменится?! Квартиры все равно будут строить. Людям наш труд в радость. Представляешь, что такое въехать в новую квартиру? Это ни с чем не сравнить!

– Ну ладно, я побежал мам! – прерывал я ее с виноватой улыбкой.

– Беги, беги.

Я жадно ловил передачи. Что-то трепетало внутри. Казалось, я первый раз шел на свидание. Я радовался, что этот якорь – Янукович, что тормозил наш корабль, позорно бежал. Что коррупционеров, непременно выявят и пригвоздят к позорному столбу.

– Леха! Главное мы творцы перемен!!! Мы делаем историю! Оказывается, нет ничего невозможного!

Но в Харькове было не спокойно. Народ бурлил. Градус злости повышался. Работы прибавилось. Дед, сидя на скамейке у калитки, подслеповато щурился, посматривал на меня, как я собираюсь.

– Данила! Опять поїхав??

– Ага.

– Когда вернешься?

– Да все нормально деда, – я заботливо приносил оставленную им на веранде клюку с резиновым набалдашником.

– Все бігаєш, носишься, про мою пенсії беспокоишься? Тільки как бы ее не «располовинили» твоїми стараннями.

– Да что ты?! Скоро все наладится! Вот увидишь!!

– Дело твоє, но можно дать тобі один совет? Не оставляй ружье в салоні на сиденье.

– У меня «сигналка» и возле забора… кому надо?

Он внимательно смотрел на меня.

– Тому і треба. Розбити кирпичом стекло, схватить твій винторез – одна секунда. Поки сработает сигналізація, пока ты проснешься, підбіжишь к окну, выбежишь… злодій, где будет? Поди, до Полтавского шляха добіжить?! А та кинешся догонять, як пульнет в тебе из твоей же пукалки.

Его белые волосы, выбивавшиеся из-под шапки, лениво шевелил ветер, воробей прыгал у его ног, искал, чем бы поживиться, а взгляд его был добрый и умиротворенный. Меня не напрягала такая опека деда.

– Хорошо. Я спрячу его в багажник или буду заносить в дом, – согласился я покорно.

– Помни що я твій дід. У нас одна кровь. Я тобі плохого не посоветую.

«Старый стал. Морщин прибавилось. Разве он поймет». Я поправил ему выбившийся воротник куртки, прощаясь, слегка прижал к себе и мой Nissan Bluebird вновь бросился весело вырывать из-под себя дорогу своими 150-ю застоявшимися лошадьми.

Дни просто летели. Каждый был напрессован событиями. То, что раньше происходило за месяц, неделю – умещалось в часы. Были и тревожные вести. Нет, я не надеялся, что все и сразу будет хорошо. Я готов был потерпеть. Революция делается не по мановению волшебной палочки. Будут перегибы. В мутной воде, всегда много пены, типа Александра Музычко, в миру Сашко Билого. Но не они определяли политику, это присосавшиеся. Хотя меня стал смущать запрет русского языка и выпады в сторону восточного соседа.

– Причем здесь язык?! Важно, что в головах, – делился я сомнениями с Лысаком. – Майдан был русскоязычным. Все были как братья. Мы не для этого поддерживали революцию, чтобы кого-то гнобить и уничтожать. Мы за свободу. Впереди Европа. Она объединилась: и немцы, и французы, говорили на разных языках, и были веками непримиримыми врагами, враждовали, воевали, а сейчас они стали едины и другие народы с ними. Мы не варвары, мы тоже хотим цивилизованных отношений!!

Лысак не возражал. А обстановка резко менялась. Милиция пряталась или занимала выжидательную позицию. Этим пользовалось разное отребье. Нас всколыхнули события, случившиеся конце февраля.

– Слышал про автобусы? – спрашивал я Леху.

– Крымские? Те, что пожгли близ Корсунь-шевченковского?

– Ну да…

– Смотрел в интернете. Били битами. Так издеваться, метелить беззащитных людей. Чего они добиваются?