Анджей Сарва - Шепоты и тени. Роман

Элиза тяжело дышала, стонала всё громче, пока, наконец, ее стоны не превратились в вибрирующий от боли крик. Прошли сутки с тех пор, как отошли воды, а разрешиться она всё не могла. Повитуха с ужасом смотрела на роженицу, ожидая самого худшего. Однако, когда она окончательно утвердилась, что женщина вскоре умрет, вдруг как бы что-то переменилось, и всего через полчаса на свет появился большой, здоровый мальчик.

Элиза, хотя и нечеловечески измученная длительным страданием, была необычайно счастлива. Это были ее шестые роды, но, кроме дочери, которую много лет назад она родила живой, все последующие дети, одни только мальчики, рождались мертвыми. Лишь сегодня своего новорожденного сыночка она смогла взять в руки, порадоваться его плачу, его дыханию, биению его сердечка.

Рассвело. Наступило воскресное апрельское утро. Часы на башне ратуши пробили четверть часа. Роженица посмотрела на сына и с трудом прошептала:

– Сынок, сыночек. Маленький мой Стась. Посвящаю тебя Богородице.

Повитуха взяла младенца на руки и осторожно понесла в окутанный мраком угол хаты, где стояла деревянная кадушка, полная теплой, дышащей паром воды. Она осторожно погрузила в нее новорожденного и льняной тряпочкой принялась смывать с него кровь. Ребенок был спокоен, не плакал. Видно было, что первое в его жизни купание доставляет ему удовольствие. Повитуха осторожно повернулась, взглянула на мать и стоящих возле нее баб, не смотрят ли они на нее и ребенка. Однако бабам было не до Майцыны, они ухаживали за роженицей. Тогда повитуха осторожно сунула руку за пазуху и достала из подвешенного на шее на красном шнурке мешочка маленькую кошачью косточку. Взяв ее двумя пальцами, она начертила ею какие-то знаки на лбу и груди ребенка. В тот же миг новорожденный зашелся пронзительным криком. Черное сморщенное личико аж посинело от усилия. Мать и стоящие рядом с ней женщины испуганно оглянулись. Майцына быстро вытерла ребенка льняным полотенцем, ловко завернула его в пеленку и подала матери. Та приложила сына к груди и положила ему руку на голову.

– Ну, все, все хорошо. Тихо, тихо, мой малыш…

Ребенок, чувствуя ласковую руку матери и биение ее сердца, довольно быстро успокоился.

Туман стелился по лугам, а воздухом, насыщенном влагой, тяжело было дышать. В хмурый ноябрьский день 1864 года пан Людвик Шлопановский добрался, наконец, до своего имения. Восстание подошло к концу, он ни в чем не был замешан и потому без страха возвращался домой. Смертельно уставшими были и он сам, и его конь. Пан Людвик мечтал поскорее добраться до усадьбы, умыться, переодеться в свежую одежду, наесться досыта и лечь в мягкую постель.

Однако, едва он выехал из-за поворота и кинул взгляд в сторону усадьбы, как обомлел. Вместо дома и хозяйственных построек он увидел посеревшее пепелище на фоне голых в это время года крон деревьев старого сада. Людвик глухо застонал и схватился за голову:

– О, Боже!

Он огляделся по сторонам, высматривая людей, чтобы спросить, когда и что здесь произошло, но никого не увидел. Было пусто и тихо. Стиснув коленями бока коня, он поскакал в направлении корчмы, стоявшей на краю ближайшей деревни.

Людвик толкнул массивную дверь из толстых сосновых досок, окрашенных темно-зеленой краской. В лицо ударил запах кислятины, тушеной квашеной капусты, прокисшего жидкого пива и дешевой водки. Наклонив голову, чтобы не удариться о косяк, он вошел внутрь. Корчма была полна мужиков. Они сидели под хмельком, пьяные, с красными опухшими лицами и масляными глазами, оживленно о чем-то разговаривая. За стойкой крутился корчмарь Шмуль, а помогала ему жена Сура. Приметив Людвика, старый еврей на мгновение застыл без движения, не в силах скрыть удивления, однако быстро взял себя в руки и, кланяясь в пояс, произнес:

– Здравствуйте, здравствуйте, вельможный пан. Вижу, что вы с дороги, так я прошу садиться. Сейчас что-нибудь подам. Может, яичницу? И свежий хлебушек, сегодня испеченный, теплый еще. Ай-ай. А может, вы, вельможный пан, желаете котлету? Так я дам котлету. Ой, какая вкусная. Сура, подай пану котлету и водку в штофе. Ой, ну так, для разогрева.

Людвик уселся возле стойки. Машинально выпил водку, закусил котлетой, протянул рюмку, чтобы ему налили еще. Корчмарь налил и тут же конфиденциально приблизил свое лицо к лицу Людвика так близко, что тот почувствовал запах гнилых зубов.

– А вы, вельможный пан, не побоялись сюда приезжать? Ой-вей! – причмокнул он несколько раз с удивлением. – Какая отвага!