Анджей Сарва - Шепоты и тени. Роман

Казак надавил на него плечом и силком вошел внутрь. За ним последовало еще несколько товарищей.

Есаул вошёл последним и остановился перед лакеем, отступившим назад и одновременно загородившим дальнейший проход вглубь дома, и спросил:

– Где хозяин? Где барин?

– Нет барина.

– А почему его нет?

– Пан уехал по делам в Галицию, – спокойно ответил лакей.

– Врёшь, скотина. Он ведь тоже бунтовщик и присоединился к мятежникам. Но мы его найдем!

– Я не лгу. Я правду говорю. И я не скотина.

Такой гордый ответ вовсе не разозлил есаула, а только его рассмешил. Смеясь, он заметил:

– О, жёсткий ответ. А ты тоже – польский пан?! Ха-ха-ха!

– Каждый себе пан за свои три гроша, – буркнул слуга, уставившись исподлобья на командира.

В этот момент в сени вышла хозяйка. Есаул пристукнул каблуками, энергичным движением вежливо наклонил голову и представился:

– Николай Васильевич Краснов.

– Элиза Шлопановская.

Офицер, будто оправдываясь за свой ночной визит, добавил:

– Извините, барыня, война! А мы устали и замерзли…

– Да-да. Устали мы и замерзли, – вторили ему казаки.

– Скажите, пожалуйста, где ваш муж? – продолжал есаул.

– Муж недавно уехал по делам в Галицию. А когда вернется, не знаю.

– Ну да… А вы тут одна?

– Не одна. Со слугами. Мороз, господа, проходите в дом. Угощу вас всем, чем смогу в такое время.

– Спасибо вам, барыня, – офицер вновь пристукнул каблуками и поклонился пани Элизе.

Тем временем из-за его спины один из казаков вставил:

– А сейчас поесть дайте. И водки не пожалейте уж…

Командир обернулся к нему и прошипел сквозь зубы:

– Замолкни!

Хозяйка пригласила есаула в столовую, а казаки расположились в людской. Разбуженная кухарка быстро приготовила для офицера тарелку яичницы на колбасе и горячий чай. Появилась на столе и бутылка вишнёвой наливки домашнего приготовления. Казакам же подали хлеб, копчёную солонину и по стопочке водки на разогрев.

Когда все поданное было уже съедено и выпито, есаул, назначив двух часовых, наконец-то велел размещаться, где было указано, и идти спать. Двое же казаков, проклиная под нос собачью судьбу, вышли из дома. Один из них должен был стоять на часах на дороге, другой – охранять зады дома. Сытые и разгоряченные водкой, они мечтали только об одном: закурить трубочку. Однако на часах это было запрещено, а, кроме того, они и сами понимали, что горящий огонек мог бы легко привлечь внимание польских повстанцев, если бы те приблизились к усадьбе.

И все же один из них не выдержал. Он подошёл к товарищу и сказал:

– Слушай, Стёпа, я всё ж пойду покурю, – и не дожидаясь ответа, приоткрыл боковую калитку рядом с воротами, скользнул в нее и исчез в мрачной и бездонной пустоте.

Небо начало сереть на востоке, и есаул, мало спавший в эту ночь, объявил подъем и отдал приказ немедленно выступать. Казаки оседлали коней, и отряд сплоченной колонной двинулся в путь.

Хозяйка, стоя у окна, с облегчением наблюдала за отъездом незваных гостей. Она не стала снова ложиться. Умылась, оделась и вышла в гостиную. Присев у стола, Элиза начала размышлять. Со вчерашнего вечера произошло столько событий, что у нее просто не было времени спокойно всё взвесить и принять решение, что же делать дальше. Женщина взглянула на стол, где всё еще лежали доверенности, оставленные Людвиком. Машинально собрала бумаги, сунула их за корсет и глубоко вздохнула: «Даст Бог, как-нибудь всё обойдётся». Она должна справиться, ведь ребёнок уже скоро появится на свет – это маленькое существо, ради которого нужно жить и бороться…

И вдруг в гостиной стало странно светло, будто бы взошло солнце, а ведь до восхода было еще далеко. Элиза подошла к окну. По белому снегу, покрывавшему усадьбу, скользил кровавый отсвет огненного зарева. Элиза выскочила во двор. Овин был весь в огне, сухие смоляные доски горели с треском, языки пламени поднимались высоко вверх. Внезапно поднявшийся ветер метал снопы искр в сторону амбара, конюшни и дома.

– Горим! Горим! – закричала Элиза изо всех сил.

Через пару минут во двор сбежались все слуги. Крестьяне из ближайшей деревни тоже поспешили на помощь.

– Животные! Выводите животных! – кричала Элиза. Было самое время, как раз занялась крыша конюшни, ее балки опасно трещали. Одно из стропил уже перегорело и грозило в любой момент провалиться внутрь. Несколько работников отважно кинулись туда, пытаясь вывести коней, но те, обезумев от страха, сопротивлялись, отчаянно ржали и, вместо того, чтобы бежать от пожара, стремились в огонь. Работники понукали коней, но, надышавшись дыма и гари, лишь в последний момент успели покинуть конюшню, прежде чем обгоревшие стропила с треском и мрачным гулом обрушились внутрь конюшни. Еще несколько минут были слышны пронзительные крики, временами переходящие в вибрирующий стон, горящих заживо животных…