Его тёплая рука не отпускала меня до самого выхода на смотровую башню крепости. И этому была лишь одна причина.
– К чему весь этот театр? – спросила я.
Афалеон недоумевающе посмотрел на меня. Теперь в его глазах не было искорки и того добродушия, с которым он приехал. Теперь там была встревоженность и равнодушие и хладнокровие.
– О чем ты говоришь? – спросил он.
От официального стиля речи не осталось и следа, тут я и поняла, что маска самого доброго принца была снята не просто так.
Он все так же смотрел на меня, ожидая моего ответа на его вопрос.
– Или ты хочешь, чтобы я продолжал делать всем комплименты и улыбаться каждому встречному? – спросил он и рассмеялся.
– Что в этом смешного? – спросила я, не отвечая на его предыдущие два вопроса.
– Вы все такие наивные, думаете, что если представитель королевской крови вам улыбается, то вы ему нравитесь.
– А разве это не так?
Его смех исчез. Глаза уставились вдаль на уходящее в закат солнце, касающееся своим светилом кромки дремучих лесов и неизведанных земель.
– Мой приезд совершенно не связан с твоим днём рождения.
Теперь улыбалась я.
– До этого не сложно было догадаться, – ответила я, не скрывая свою улыбку.
Афалеон вдруг взял меня за руку и посмотрел в мои глаза, словно прожигая взглядом, который был тревожным и взволнованным.
– Отец отправился в Дикие земли, а я лишь отвлекаю его внимание.
Моя улыбка сошла на нет.
– А зачем отвлекать внимание? Все ведь и так в курсе где он находится.
Афалеон улыбнулся правым уголком рта.
– Именно этого я и не знаю, но подозреваю, что это как-то связано с…, – начал говорить он, но остановился на полуслове.
– Связано с? – переспросила его я.
Но он молчал. Его лицо не выражало ни единого чувства, но я была уверена, что он хочет что-то мне донести.
Моя рука вновь оказалась в его руке, такой тёплой и слегка шершавой, но по-своему мягкой.
Что-то в его ладони мешало мне прикоснуться к моей, что-то маленькой, но твёрдое. Это была записка.
– Прошу тебя, передай это Маре и не задавай лишних вопросов. Когда солнце сядет, будет слишком поздно, торопись. Я отвлеку гостей, – лишь сказал он и скрылся за дверьми, ведущими из башни в зал Празднеств.
Я долго стояла и думала, что только что произошло, но ничего не складывалось в моей голове. Афалеон был уверен, что я не прочту записку самостоятельно, ведь одна из моих сильных сторон – честность. Поэтому я не могла и не умела врать, мне было тяжко делать такое, даже когда это требовалось.
Спустившись в зал, я передала записку маме. Ее взгляд сменился и в спешке она выбежала из крепости, схватив меня за руку.
– Скорее, залезай на лошадь, – произнесла она.
Пока я недоумевающе смотрела, она схватила один из факелов со стены, чтобы освещать нам путь, так как солнце село уже на половину и начались сумерки.
– А что происходит? – спросила ее я, все так же стоя около лошади.
– Не задавай вопросов, делай, что я тебе говорю, – почти сквозь слёзы сказала мама и я послушалась.
Мы ехали сквозь слегка остывший воздух, который стал намного свежее и влажнее. Сверчки уже начали петь свои песни, которые я слушала каждый вечер перед тем, как уснуть. Где-то в канавах начали свою ночную деятельность светлячки, перебираясь из канавы на ярус выше, а далее разлетались кто куда.
Пахло сырой свежей травой, которая оба но щекотала щиколотки по вечерам и утрам. Лучи заходящего солнца светили вверх, будто указывая путь страннику, ищущему карту, которую он потерял.
Мы быстро доскакали до нашего дома и мама затащила меня в дом.
Она была сама не своя и постоянно новые ручьи слез стекали по ее мягким щекам.
– Мам, что случилось? – спросила ее я.
Но она молчала. Так же молча она развернула записку и заплакала пуще прежнего, сжимая свёрток бумаги кулак и прижимая его к груди.
– Я так и знала, что этот день наступит, но я не полагала, что это будет так скоро, – сказала она, не обращавшись ни к кому, будто говорила сама с собой.
– Мам, что происходит?
– Я не твоя мама! – закричала она и упала на пол, закрыв лицо руками.
Я не двигалась с места. Я не понимала, что происходит и почему мама так говорит.
Она медленно встала, подошла к камину, в котором тлели остатки углей с утра и выкинула туда записку.
Записка загорелась синие-зелёным пламенем и обратилась в прах.
– Ты не моя дочь, а я – не твоя мать. Но я тебя воспитала.
– Что ты говоришь? – я усадила ее на деревянную скамью недалеко от двери.
Читать дальше