Эмилия Грант - Цена на материнство

Вместе с одним парнем заказал первую партию дешевых китайских кроссовок, вдвоем толкали их на рынке, потом нашли одного рукастого задрота, чтобы он нам сделал первый сайт. Из дерьма и палок. Сейчас я бы и не вспомнил, сколько всего мы пытались продавать за эти годы: украшения для праздников, цветы, мебель, канцелярку, шмотки. Начинали – и прогорали, снова начинали. Мотались в Китай и с разговорником в руках бегали по фабрикам, обсуждали на помеси кривого английского с китайским условия работы. Выбили из одного Цзана эксклюзивный контракт – и понеслось. Первый офис, первый склад, первая команда программистов, которые перепрошивали телефоны и планшеты под нашего потребителя. Первый миллион, первая ипотека, первая тачка.

Перевез в Москву маму, поселил отдельно. Нашел деньги на ее бизнес – не столько для прибыли, сколько для самооценки. Массажный салон. Конечно, матушка не исправилась, но теперь хотя бы заводила интрижки для удовольствия, а не для того, чтобы отмазать меня от тюрьмы, армии или выселения из квартиры за долги по коммуналке.

Мама быстро освоилась. Здесь за ней не тянулся шлейф старых приключений, она научилась задирать голову и строить из себя потомка аристократов. Снова подняла тему с моим якобы отцом – Валерием Ещенко, кумиром зрелых женщин. Когда-то она мне все уши прожужжала, а я, наивный идиот, трепался об этом на каждом углу. Мол, все вы дураки, мой папа – сам Ещенко. Мама даже писала письма, выслеживала его на концертах, звонила на телевидении. Все глухо. И я уже смирился, что это одна из тех легенд, которые женщины создают сами себе, чтобы хоть как-то скрасить существование. Флер загадочности и неразделенной любви. Создают – и сами потом начинают верить.

Но правда оказалась неожиданной. Деньги открывают все двери, и если бы я продолжал стучаться в дом Ещенко и твердил, будто он мой биологический отец, меня бы вышвырнули на обочину охранники, да еще и отпинали бы по почкам. Но стоило мне столкнуться с ним на одном из светских раутов и будто бы невзначай, в качестве анекдота, упомянуть про мамину легенду, как он резко вспомнил о своей поездке в наш городишко, узнал на фотографиях мою матушку. И вот так, слово за слово, ради естествоиспытательского интереса, мы с ним договорились о тесте ДНК. Девяносто девять процентов. Бывает же!

Что забавно, в тот момент я не почувствовал ничего, кроме легкого удивления. Мол, случается же такое. Мне не хотелось ни вешаться новообретенному папочке, ни радоваться воссоединению семейства, ни встречаться с братьями-сестрами. А вот Ещенко раскис. Наверное, возраст делает людей излишне сентиментальными. Всплакнул, накатил беленькой, пожалел меня, сиротку, выросшего в тяготах и нужде. Странно было смотреть на пьяные слезы поп-звезды.

И я хотел было уже закрыть тему, перевернуть страницу биографии, но Ещенко стал домогаться меня с пылом молодой любовницы. Не в интимном, конечно, смысле. Звонил, писал, обижался, что я слишком долго не снимаю трубку. Буквально силком затащил в свое семейное гнездышко, в особняке в ближайшем замкадье, чтобы познакомить с близкими.

Видно было, что дворец он выстроил себе, чтобы потешить самолюбие. Чтобы на роскошной веранде принимать журналистов, развалившись в ротанговом кресле, и надиктовывать мемуары. Расставил по всему саду скульптуры, разбил фонтан, даже прислугу заставил носить форму и накрахмаленные переднички. В общем, чесал эго на всю катушку.

Я чувствовал себя там чужим. Роскошью меня было не удивить, а вот выбесить снобизмом – запросто. Я представлял себе, как он прогуливался в своем саду лет десять назад, кто-нибудь из горничных приносил ему мешками письма от поклонниц. И там, на дне, валялись весточки от моей матери. А он отмахивался с ленивой вальяжностью русского барина и повелевал утилизировать макулатуру. И от этих мыслей находиться в доме Ещенко было еще противнее.

Его законная супруга была рада нашей встрече еще меньше, чем я. Но она хотя бы соблюдала приличия и довольно успешно изображала из себя радушную хозяйку. А вот мои единокровные брат и сестра… О, они даже не пытались казаться милыми.

Лиза, избалованная донельзя девица, которая была младше меня на пару лет и явно не привыкла затыкаться, когда это требуется, демонстративно вскочила с дивана, будто Ещенко привел в дом прокаженного. Выкрикнула какие-то гадости и, топая, убежала к себе наверх. Было бы ей лет пять – еще куда ни шло. Но в таком возрасте… Кажется, кому-то отчаянно не хватало хорошей порки.