Майя Юн - Альтер эгоисты

– И откуда у нас столько денег? – спросила я, немного подумав.

Лидия закусила губу и скорчила виноватую рожицу.

– Ну, это всего лишь предложение, а не готовый план…. Просто было бы неплохо отдохнуть, повеселиться. Тем более, ты вернулась после съёмок и наверняка измоталась…

Звучала она неубедительно, и я сразу поняла, что она пытается сказать мне что-то неприятное и таким образом смягчает словесный удар.

– В общем, это была идея Лукаса, – сказала Лидия и зажмурилась, неловко растянув губы в улыбке.

Так я и подумала.

Пич и Лукас – давние знакомые. Она дружит с его двоюродной сестрой ещё со школы, и встретились они гораздо раньше, чем я появилась на горизонте.

С Пич мы встретились впервые летом после моего третьего курса университета – на папином юбилее. Ему тогда исполнялось пятьдесят, и мы решили, что одним рестораном не обойдёмся, поэтому устроили настоящий банкет. У папиной юридической фирмы было не так много партнёров, но Пич и её важных родителей я видела впервые. И, на самом деле, сначала была поражена тем, что она старше меня на два года. Возможно, дело в её гладкой коже или в по-детски круглом личике, но Пич выглядела тогда максимум на семнадцать.

Именно в тот день моя мама случайно подслушала наш разговор и узнала, что я ушла из университета.

«Какая двадцатилетняя девушка бросает учёбу просто так? Ты даже не обручена!» – воскликнула она тогда.

Что ж, все прелести студенческой жизни на тот момент я уже испытала в полной мере, а юриспруденция меня никогда не привлекала. Но мама и слышать не хотела ни про какое актёрство, поэтому пришлось тихо забрать свои документы и ждать, пока родители узнают как-нибудь сами.

Пич на тот момент было двадцать два, и она уже получила бакалавр по дизайну и, в отличие от меня, имела собственный приличный заработок. Моя мама не упускала возможности попрекнуть меня этим, поэтому я и жила с папой весь июнь того года, пока вдруг не встретила Лукаса. Тогда мы съехались почти сразу же, и Пич я стала видеть всё реже и реже – скорее всего, по своей же вине.

Но финал этой истории уже всем известен.

Сейчас передо мной стоял другой вопрос: Могу ли я со спокойной душой позволить Пич отпраздновать свой день рождения так, как она хочет? Конечно, могу. Но получится ли у меня с таким же успехом вытерпеть хотя бы минимальное присутствие Лукаса? Ведь один только звук его голоса выбивал у меня почву из-под ног, и совсем не в хорошем смысле.

– Всё не так плохо, – сказала мне Лидия. – Знаешь, это может быть твоим шансом показать ему, что ты уже его забыла и всё такое.

– Да, но мы с ним виделись вчера, и он вряд ли решит, что я за пару дней успокоилась.

– У вас была стычка?

– Не совсем, – я встала со стула, скинула с плеч джинсовую куртку и убрала в шкаф.

Вчера Лукас стоял за моей спиной, когда я открыла дверь в Комнату «А». Он не знал, кто именно был там, но всё видел. Однако по какой-то причине ничего с этим не сделал. Хотя это, очевидно, было ужасным нарушением всех профессиональных границ. Или нет? Честно говоря, я точно не знала, кто и что должен был сделать. Но вспоминая эту неловкую ситуацию, мой желудок скручивало как от просроченного сэндвича.

– Я всё ещё думаю и всё пытаюсь понять, как могла его так долго терпеть, – сказала я, присаживаясь обратно на стул.

Лидия смотрела на меня внимательно, будто слушала. Хотя, боюсь, ей было всё равно, но она слишком деликатная, чтобы сказать это.

– Не знаю, виновата ли я сама. Такое чувство, будто нет, но тогда как объяснить мою глупость? До сих пор не понимаю, почему раньше его не бросила.

– Ты точно не виновата, – сказала Лидия, качая головой. – Неужели, ты забыла, как он относился к тебе? Лукас – отвратительный человек.

– Он ведь друг Пич, – напомнила я.

– Может быть, он и друг ей, но парнем тебе он был паршивым. Не понимаю, почему она с ним общается до сих пор.

В ответ я промолчала, но всё же задумалась: разве это не существует негласного правила? Правила, по которому Пич должна прекратить свою дружбу с человеком, который разбил мне сердце?

В голове вновь всплыл тот день: вспышка ярости, слёзы, кочерга в моей руке и то, как Лукас хватает меня за голову и бьёт о дверной косяк. Наверное, чтобы успокоить. Я же не тронула его и пальцем, только машину побила. Но ему автомобиль гораздо дороже меня – и лучше он расшибёт мне мозги, чем признает свою вину.

Я не рассказывала об этом моменте никому. Лукас до этого никогда не распускал рук (в традиционном понятии), поэтому моя подбитая голова решила, что сама напросилась на удар. К тому же, боль в затылке и сравниться не могла с тем, каким моральным унижениям он меня подвергал на протяжении наших отношений. В каком-то смысле, он всё же отнял мою жизнь: у меня не было ни друзей, ни работы, ни жилья, ни веры в себя, лишь только он. Он один, единственный.