Евгения Багмуцкая - Давай не будем уходить

Весь день я провела в своей комнате в полной темноте и тишине, не включая ни телефона, ни света, ни музыки. Я просто лежала на кровати и смотрела в потолок. В моей голове кадр за кадром пролетала вся моя совсем недолгая жизнь. В какой-то момент я уснула, а проснулась, когда уже стемнело. Отец спал. Мне же подобало праздновать свой день рождения и свою обретенную от безответной любви свободу.

Я оделась, тихо закрыла за собой дверь и вышла на улицу. Я прошла два квартала и зашла в случайный бар в подвальном помещении. Я села в углу, боясь разоблачения своего несовершеннолетия, и, когда официантка подошла ко мне, постаралась изо всех сил произнести как можно спокойнее и ничем не выдать навязчивого страха:

– Принесите, пожалуйста, бокал красного ламбруско.

Любимое мамино игристое вино. Я должна была выпить за нее. Она семнадцать лет прожила с нелюбимой дочерью и наконец-то смогла себе в этом признаться. В какой-то степени даже героический поступок.

– А тебе есть восемнадцать? – спросила официантка.

Я замешкалась. Если я отвечу «да», она может попросить предъявить документы, которых у меня нет. Если я отвечу «нет», то мне не принесут алкоголь, а я пришла сюда за ним. Конечно, всегда можно заглянуть в домашний отцовский бар, но было в этом что-то детское, подростковое, а сегодня мне хотелось в полной мере почувствовать себя взрослой. Ведь сегодня я лишилась матери. Я смотрела на официантку. А та смотрела на меня. Так, словно мы играем в игру, кто дольше не отведет свой взгляд. Я ничего не хотела этим добиться, просто смотрела на нее и смиренно ждала, какое решение она примет. Я видела, как она хмурится, словно давно уже раскрыла мой маленький преступный замысел, но все еще не может решить, стоит ли ей вступать со мной в сговор.

– Девушка, пожалуйста, два бокала красного ламбруско, – вдруг произнес за моей спиной резкий, звучный женский голос, и не успела я обернуться, как моя спасительница оказалась рядом со мной на соседнем стуле.

– Эй, – повернулась ко мне незнакомка и улыбнулась, – давно ждешь? Прости, застряла в пробке в такси.

Официантка ухмыльнулась, развернулась и ушла к бару. Я, ошалев, молчала и рассматривала ту, которая вдруг решила прийти мне на помощь.

– Тина, – снова улыбнулась она.

Вернее, она даже не прекращала улыбаться. Я легко представила, как с этой улыбкой она водит автомобиль, или моет посуду, или даже занимается сексом. Универсальная улыбка. Нужно выучить ее.

– Угу.

Она цокнула языком:

– Эй, тебя где воспитывали? Как твое имя, крошка?

– Александра, – выдохнула я, – Саша. Меня зовут Саша.

Сейчас я жалею, что не помню во всех подробностях тот вечер. Мне хотелось бы помнить, какой запах шел от ее волос, какой высоты были ее каблуки, какие на ней были серьги, сколько стоило наше вино. Я хотела бы помнить каждую фразу, каждое слово, которое она тогда произнесла. Ведь этот вечер оказался самым важным в моей жизни. Самым, черт возьми, главным, ярким, решающим вечером. Я была ослеплена ею. Я не видела ничего, кроме ее губ. Не слышала ничего, кроме ее голоса и смеха. Все остальное представлялось таким незначительным.

До этого я никогда не влюблялась в женщин – чувство, которое переполняло меня на протяжении тех трех часов в шумном баре, не было похоже на мои влюбленности в мужчин. Это было нечто другое: я как будто влюблялась, не ощущая сексуального возбуждения, и мне это нравилось. Словно я встретила совершенного человека. Кого-то, кем сама захотела стать. В кого хотела перевоплотиться. Чью кожу натянула бы на себя. Дело было даже не в ее внешности. Хотя выглядела она так, словно ее специально слепили для того, чтобы все вокруг ощущали свою неполноценность: высокая, статная, на сильных длинных ногах, которые она не стеснялась откровенно демонстрировать. Ее прямая спина, острые плечи, тонкие руки, длинные пальцы – казалось, какой-то небесный портной использовал для этой фигуры наилучшие лекала. Но самым завораживающим в ней были волосы – копна рыжих кудрявых волос, доходивших до лопаток. Она встряхивала ими – и у меня каждый раз звенело в ушах.

Одного я не понимала: почему она битый час говорит со мной? Допустим, она выручила меня из жалости. Увидела девицу, такую брошенную, несчастную и упивающуюся жалостью к себе, поняла, что мне нужно сейчас выпить и излить душу, и снизошла. Мне было интересно, как долго она будет испытывать это сочувствие. Пока я не ощущала, что она остается со мной из-за снисхождения. Или мне хотелось так думать. Она говорила со мной так, словно приехала сюда ради меня, словно именно на встречу со мной она сегодня спешила, расчесывая пятерней кудри, и подводила глаза, и даже красила губы вишневой помадой тоже ради меня. Лучший подарок на мой сегодняшний день рождения – красивая рыжая Тина.